Они вели беседу еще некоторое время, говорили о чем угодно, но королю даже не пришло в голову завести речь о вопросе, который накануне он долго обсуждал с хитроумным Гийомом де Ногаре.
Великому Магистру, как одному из самых уважаемых людей Франции, доверили нести гроб с телом Екатерины де Куртене. Собственно, Жак де Моле, имевший на ту пору шестьдесят три года, только держался за гроб, который несли четыре молодых барона. Точно так же с другой стороны гроба отдавал последний долг жене Карл де Валуа. Позади, за гробом и, естественно, за Жаком де Моле шел король, которого услужливо поддерживал за руку Гийом де Нагаре.
Филипп Красивый, глядя, как его брат и магистр тамплиеров по очереди смахивали скупую мужскую слезу, также пытался изобразить скорбь на лице. Получалось довольно плохо. Король, когда смотрел на чужие страдания, почему-то непременно улыбался. Он не был чудовищем, получающим наслаждение от вида чужого горя, – то была только привычка, за которую Филиппу в детстве доставалось от матери. Король знал, что нехорошая привычка вот-вот должна проявиться и со всех сил старался не улыбнуться. В результате Филипп Красивый всю дорогу корчил какие-то ужасные гримасы, уродовавшие лицо, которым гордились французы.
После того как гроб с телом Екатерины де Куртене был предан земле, Великий магистр обнял Карла и долго говорил ему сочувственные слова под одобрительные взгляды многих тысяч французов. Гийом де Ногаре незаметно подтолкнул короля, и тот, наконец, понял, что необходимо присоединиться к этим двоим. Филипп Красивый обнял брата и магистра; таким образом три человека стояли над свежей могилой некоторое время. Но если Карл Валуа погрузился в свои мысли, а тамплиер никуда не спешил, то король в этих тройственных объятиях начал нервничать и вновь строить дурацкие гримасы.
– Пойдем, брат, Екатерина уснула вечным сном, не будем тревожить ее покой. Мертвые сами позаботятся о своих мертвецах, – произнес король.
На погребальном обеде в честь покойной Великий магистр все так же был подле Карла Валуа. Впрочем, не по своей воле; брат короля не отпускал от себя тамплиера, в нем он находил успокоение. Жак де Моле был в центре внимания, впрочем, это не доставляло ему удовольствия, и даже король не увидел проблесков гордыни в человеке, который сегодня постоянно был впереди монарха. Жак де Моле лишь слегка морщился, когда произносились пышные речи в честь покойной. Тамплиер знал, что уста графов и баронов повторяют слова, спешно написанные бродячими трубадурами за небольшое вознаграждение.
Немолодой Жак де Моле ужасно устал за сегодняшний день, но он не считал возможным покинуть трапезную раньше короля. Минула полночь, утомительное для королевского двора 12 октября сменилось следующим числом – пятницей 13 октября 1307 г. Филипп Красивый видел, что старого тамплиера давно не интересуют яства на столе, не трогают витиеватые речи приближенных короля.
Королю захотелось отпустить Великого магистра, и в то же время какая-то сила влекла его взгляд к этому величественному старику. Филиппу казалось, что если он позволит уйти Жаку де Моле, то станет пусто во дворце, словно возничий снимет колесо с кареты и попытается ехать дальше, как ни в чем ни бывало.
Внезапно у короля возникла потребность переговорить наедине с Гийомом де Ногаре. Он взглянул на советника, поднялся и направился к двери. Гийому де Ногаре, ставшему в последнее время тенью короля, ничего не нужно было объяснять. Он мгновенно обогнал повелителя франков и любезно распахнул перед ним дверь. Выходя в коридор, краем глаза Филипп увидел, что Жак де Моле поднялся следом.
– Гийом, нужно немедленно все отменить! – нетерпеливо и громко произнес Филипп, когда остался наедине с советником.
– Прошу, мой король, говорить тише, – испуганно промолвил Гийом де Ногаре.
– Мы замыслили черное дело! – взволнованно, с дрожью в голосе молвил перешедший на шепот монарх. – Потомки проклянут нас!
– Потомки будут благодарны, что мы сохранили Францию. Напомню, сир, что казна пуста, нет средств на содержание даже небольшого войска. Без денег тамплиеров нас ожидает новое возмущение вечно недовольных парижан – возможно последнее для нас.
– Да разве нет способов достать денег, кроме как путем величайшей подлости?
– Мы отняли деньги у всех, кто их имел, – ограблены ломбардцы, евреи, фламандцы, теперь пришел черед рыцарей Храма.
– Останови, Гийом, это беспощадное, надвигающееся утро, – попросил король своего советника. – Мы поищем иные способы поправить дела.
– Невозможно остановить лавину в горах, мой король, невозможно остановить извержение вулкана, – виновато промолвил Гийом де Ногаре, хотя на самом деле он был рад, что у короля слишком поздно проснулась совесть. – Через два часа по всей Франции вскроют твой приказ и начнут истязать тамплиеров, отнимать у них имущество.
– Но ведь Жак де Моле здесь – его можно спасти.
– …можно. Но орден Храма обречен. И как ты будешь смотреть в глаза великому магистру? Как объяснишь, что по твоему приказу по всей Франции тамплиеры оказались в тюрьмах, а иные погибли?