Сокровище тамплиеров

— Рыцарям нет необходимости уметь читать и писать. Да у них и нет на это времени. Их обучают только военным и боевым искусствам, и ничем другим они не интересуются до самой своей кончины. Будучи слишком тупыми, чтобы осознать и признать безмерность своего чудовищного невежества, желая выглядеть мудрыми, они повторяют высказывания других, зачастую точно таких же дремучих невежд, как они сами, да ещё и нередко искажают эти слова. Они сотрясают воздух воинственными глупостями, высказанными одними неучами и подхваченными другими. И всё это относится к подавляющему большинству воинов христианской армии. Нам говорят, что над нами поставлены лучшие, и призывают верить им, как светочам мысли. Но ведь эти «лучшие», увы, по большей части — те же самые рыцари, такие же безграмотные, как их подчинённые.

Синклер выдержал драматическую паузу и заговорил уже тише и совершенно серьёзно:

— И это приводит нас к клирикам, с виду смиренным, но, вне всякого сомнения, могущественным — священникам, церковникам, так называемым божьим людям. Уверен, от этого племени больше вреда, чем от всех остальных, вместе взятых, и именно они суть истинные злодеи нашего времени. Они тоже невежды, но совсем иного рода. Зловредные, жестокие и деспотичные, они полны самомнения и зачастую столь же трагически слепы и фанатичны, как самые невежественные из их паствы.

Гарри Дуглас с полуоткрытым ртом смотрел на Синклера округлившимися, полными ужаса глазами. Он как будто хотел, но не мог заговорить и в течение нескольких мгновений после того, как Синклер смолк, и впрямь пытался вернуть себе дар речи. Наконец Гарри справился с собой и поражённо спросил:

— И вы всё это выложили клирикам?

Уголки рта Алека приподнялись в намёке на усмешку.

— Нет, этого я не сделал. Зато заявил во всеуслышание, что, прожив не один год среди врагов, я ни разу не видел, чтобы кто-нибудь из них ел человечину, противоестественно совокуплялся с животными или пытался прибегнуть к помощи дьявола, дабы тот принёс им победу над христианами. Я сказал, что мусульмане во многих отношениях ничем не отличаются от наших соотечественников и это удивительно и поучительно. Мусульмане любят своих детей, почитают старших, выполняют гражданские обязанности, платят подати своим правителям, а когда те призывают их, оставляют свои семьи и отправляются на войну. И я отказывался изменить своё мнение и признать, будто всё это мне почудилось. Это вызвало ярость и стремление отторгнуть меня от общества моих, как все считают, цивилизованных собратьев. Что ж, я и покинул его три месяца назад.

— Вы хотите вернуться сейчас, вместе с нами?

Синклер пожал плечами.

— Думаю, нет. Я пробыл в одиночестве почти столько же времени, сколько провёл в лагере после возвращения из плена. И я понял, что одиночество мне больше по вкусу. Кроме того, я не совсем одинок, во всяком случае, одиночество моё не постоянно. У меня есть друзья, которые то и дело ко мне наведываются.

Он огляделся вокруг.

— Смотрите, мы уже покинули то место. Меня всегда удивляло, как быстро в пустыне меняется пейзаж.

И верно — они и сами не заметили, как оставили позади поле с валунами. Теперь всадники ехали по голой песчаной пустыне, однообразие которой нарушали лишь редкие высохшие кусты; если тут и попадались камни, то не крупнее гальки размером с большой палец ноги. Впереди, примерно в миле от рыцарей, тянулся пологий песчаный подъём, ведущий к дюнам, но сейчас под копытами их коней была лишь голая земля да потрескавшаяся сухая глина. Позади чётко вырисовалась почти сплошная стена камней, казавшаяся некой рукотворной разграничительной чертой.

Неожиданно Сен-Клер почувствовал себя выставленным на всеобщее обозрение и очень уязвимым. Он остро осознал, что его окружает открытое пространство, и машинально выпрямился в седле, уронив руку на рукоять меча и подтянув ногу к висевшему на луке седла щиту. В тот же самый миг ехавший рядом с ним Гарри Дуглас проделал то же самое.

Алек Синклер скрыл улыбку и, пустив коня лёгким галопом, направил его туда, где вдали виднелись низкие с виду дюны под оседлавшими горизонт облаками.

Оставшийся позади Гарри пришпорил коня, чтобы догнать Синклера и умчавшегося вслед за кузеном Андре.

— Почему вы так не любите священников и епископов? — выкрикнул на скаку Дуглас. — Вообще-то я и сам о них не слишком высокого мнения, но вы, похоже, их просто ненавидите!

— Вы искажаете смысл моих слов, — бросил в ответ Синклер, едва взглянув на Гарри. — Я даже не упоминал священников и епископов. Я говорил — «божьи люди». А это куда более сложное и широкое понятие, чем священники и епископы.

Гарри резко придержал коня и с хмурым видом подождал, пока оба спутника не развернули лошадей и не вернулись к нему.

— А в чём разница? — осведомился он, когда они подъехали.

Теперь лошади троих всадников стояли треугольником, мордами друг к другу.

— Вы когда-нибудь видели муравейник, Гарри? — поинтересовался Синклер. — Потревоженный муравейник. Это хаос. Тысячи муравьишек снуют туда-сюда, стараясь спасти то, что они считают ценным.