Сокровище тамплиеров

— Да нет же, клянусь ранами Господа! Ничего подобного. Тамплиеры вообще ничего об этом не знают. Это была тайная связь, основанная наличных знакомствах... И не все такие знакомства доставляли мне большое удовольствие. Связь эта прервалась, когда я попал в плен к людям Саладина. С тех пор я не встречался со Старцем — хотя, прочитав адресованные мне приказы, ты узнаешь, что мне придётся встретиться с ним. Для чего я рассказываю всё это? Чтобы ты понял, как много и о многом я узнал... И как мало на самом деле знаю. Истина заключается в том, что, будучи в плену, я подружился с мусульманином. Он стал моим лучшим другом — возможно, самым лучшим, какой у меня когда-либо бывал. Причём как раз он и взял меня в плен... Хотя в действительности всё было гораздо сложнее, просто в двух словах об этом не расскажешь. Его зовут аль-Фарух, он эмир из личной стражи Саладина.

При виде удивления на лице кузена Алек улыбнулся.

— Это долгая история, но, мне кажется, она заслуживает внимания.

Андре огляделся.

— Похоже, ничто не мешает мне её выслушать.

* * *

На протяжении следующего часа Алек рассказывал восхищённо внимавшему Андре о битве при Хаттине, об исчезновении своего друга сэра Лаклана Морэя и о своей встрече с раненым сарацином по имени аль-Фарух. О встрече, закончившейся тем, что за знатным эмиром явился воинский отряд и Алек оказался в плену. Ещё более интересным и удивительным был рассказ Синклера о его пребывании среди сарацин, полный уважения и даже восхищения образом жизни и обычаями врагов.

— Они во многом превосходят нас, — заключил Алек. — У них есть всё, чем мы обладаем, но, сдаётся, всего этого у них больше и лучшего качества. И они явно ценят блага жизни выше, чем мы. Конечно, они живут в суровом краю и в большинстве своём проводят почти всю жизнь под сенью шатров, а не под прочной крышей. Но даже это помогает им сохранить большую чистоту. Они сворачивают шатры и отправляются в новые края, тогда как крестьяне у нас дома, построив лачугу, остаются на одном и том же месте год за годом, обрастая грязью и отбросами, деля жилище со свиньями и рогатым скотом. Когда же последователи пророка задумывают возвести роскошное здание, его как будто создают из света и воздуха, расчерченного изящными мраморными кружевами. Это полная противоположность нашим мрачным нагромождениям тяжёлых гранитных глыб с щелями вместо окон. И они чисты, Андре. Сарацины чисты в том смысле, который для нас, в христианском мире, просто непостижим. Пророк Мухаммед заповедал им заботиться о чистоте тела, совершая омовения не реже раза в неделю и непременно — перед каждым религиозным праздником. Они не видят дурного в чистоте, тогда как мы избегаем её, как чумы. Чистоплотность в христианском мире расценивается как некая разновидность греховной порочности, нечто вроде дьявольского соблазна, ведущего прямиком к блуду, прелюбодеянию и прочим плотским прегрешениям. И то сказать — вернувшись к свободе и обществу моих «цивилизованных» братьев, я проникся убеждением, что едкий, прогорклый запах грязных немытых тел и пропотевшей нестираной одежды способен отбить всякую охоту грешить с теми, кто так благоухает.

Алек умолк. Некоторое время Андре тоже молчал, обдумывая услышанное. Он удивился сам себе, вдруг сказав:

— Полностью с тобой согласен!

Таких слов он никак от себя не ожидал и после своей реплики заслужил слегка удивлённый взгляд кузена. Андре пожал плечами.

— Знаю, большинство моих товарищей-тамплиеров были бы не в восторге от такого признания, но я большой любитель купаться, хотя сейчас не выставляю напоказ эту свою привычку. Я приохотился к купаниям в Южном Провансе, когда учил арабский язык в усадьбе, принадлежащей одному из старших членов совета братства Сиона. Мои наставники, как, уверен, в своё время и твои, были мусульманами. А поскольку в нашем братстве не придерживаются христианских воззрений, никто не мешает им жить по-своему, в соответствии с заповедями Корана.

Андре улыбнулся, припомнив кое-что.

— Когда я туда прибыл, старший из моих наставников, весьма учёный муж, которого я вскоре начал глубоко чтить за мудрость, не одобрил исходивший от меня запах и заявил слугам: судя по смраду, в его покои забрёл вонючий козёл.

Как ни странно, я понял, что пахнет именно от меня, слишком сильно и не слишком приятно. После чего мусульманин терпеливо довёл до моего сознания прописную истину: поскольку я принадлежу к братству и лишь прикидываюсь христианином, здесь, в окружении своих, мне не стоит придерживаться христианских предрассудков и можно, никого не опасаясь, вести образ жизни, достойный цивилизованного человека. А это, в частности, включает в себя право безбоязненно мыться и тем самым избавлять моих новых товарищей от необходимости зажимать в моём присутствии носы.

Алек, который слушал, уперев локоть в ладонь и рассеянно почёсывая переносицу ногтем мизинца, вдруг уточнил:

— Ты сказал, что тот учитель был самым старшим из всех? Его, часом, звали не Шариф аль-Кваланиси? Понимаю, это маловероятно, но...

— Да, так его и звали. Откуда вы зна...