— Теперь знают, потому что на прошлой неделе я известил их об этом. Как раз поэтому ты ничего от меня и не слышал. В депешах, которые ты мне доставил, ясно говорится, что мне следует восстановить отношения с ассасинами, чем я тотчас же и занялся. Но оказалось, что мой главный связной два года назад покинул своё обиталище, и найти его оказалось непросто. А когда я его всё-таки нашёл, мне пришлось потратить три дня, чтобы с ним встретиться. Он не сомневался, что я погиб при Хаттине, поскольку были известны имена всех переживших битву и выкупленных из плена франкских рыцарей. Потому связной счёл, что кто-то прикрывается моим именем, чтобы до него добраться. Пришлось его убеждать, что мне, сэру Александру Синклеру из Храма, пришлось выдать себя за погибшего друга, шотландца сэра Лаклана Морэя, когда я оказался в плену у аль-Фаруха. Саладин повелел казнить всех пленных тамплиеров, и под своим именем я бы не выжил.
— А Горный Старец сейчас жив?
— О да. Жив-здоров. И всё такой же злокозненный. Я должен встретиться с ним послезавтра. Он был в Аль-Каф, Орлином Гнезде, своём излюбленном недосягаемом оплоте в северных горах, но сейчас уже возвращается и завтра вечером будет неподалёку, на расстоянии дня пути верхом.
— Что вы ему скажете? Он всё ещё платит взносы Храму?
Алек выпрямился и с силой потянулся.
— Понятия не имею, что ему говорить. Он сам спросит о том, что его интересует. Рашид аль-Дин не из тех, с кем можно запросто поболтать о том о сём. Да, он до сих пор делает выплаты в пользу Храма. Но прежде чем я скажу ещё что-нибудь, нужно, чтобы это...
Неожиданно Алек поднял указательный палец, призывая к тишине. Оба рыцаря напряжённо прислушались и различили отдалённый шум, весьма похожий на шум сражения, — звук разносился далеко по пустыне. Оба кузена вскочили и, отряхивая с одежды песок, огляделись в поисках своих спокойно ожидавших лошадей.
— Возьми депеши с собой, — промолвил Синклер. — Они в моей седельной сумке. Прочти их сегодня вечером, а завтра давай встретимся снова в это же время. Я опять возьму с собой еду. Ты успеешь разобраться, что к чему, и тогда сможешь уразуметь суть моих намерений. А сейчас давай посмотрим, что там за шум.
По мере их приближения к тыловым позициям шум становился всё громче. В тылу все уже были на ногах, отовсюду доносились оглушительные крики, все взоры были обращены на северо-восток, вооружённые всадники носились туда-сюда. Царила такая неразбериха, что на позициях все и думать забыли о дисциплине.
— Что за безумие тут творится? — выкрикнул Андре, чтобы кузен расслышал его сквозь гвалт. — Вы что-нибудь видите?
Алек Синклер высоко приподнялся на стременах, вгляделся из-под руки в сторону далёкого горизонта, после чего снова опустился в седло.
— Ричард Английский, — заявил он, повернувшись к Сен-Клеру. — Наконец-то явился. Я разглядел знамя короля. А за Ричардом движется войско, похожее на тёмную тучу на горизонте. Огромную тучу, растянувшуюся, насколько хватает глаз. Это войско ждали давным-давно, многие поговаривали, что оно уже никогда не прибудет, — и вот пожалуйста, прибыло-таки. Должно быть, люди Ричарда высадились в Тире, выступили оттуда к Акре, на полпути разбили лагерь и начали последний переход задолго до рассвета, ибо солнце взошло всего пару часов назад. Ты говорил, что их больше ста тысяч. Это не преувеличение?
Андре слегка придержал лошадь.
— Нет, ничуть. Если взять французскую армию Филиппа и его вассалов, войска Бургундии, Фландрии и Бретани, и прибавить к ним англичан и аквитанцев Ричарда, общая численность может превысить сто сорок тысяч воинов. Только вооружённых воинов, не считая слуг, разного лагерного охвостья и обслуги огромных обозов с оружием, снаряжением и припасами. Чтобы переправить через море такое множество людей, потребовалось двести двадцать огромных судов, причём все они были набиты битком.
— Превосходно. Значит, как только вновь прибывшие здесь устроятся, отдохнут с дороги и разомнутся, дела пойдут быстрее. Хищники поспешат утолить свою жажду крови. Против таких сил Акра долго не продержится, а с её падением навсегда потускнеет молва о непобедимости Саладина.
Алек снова оглянулся в сторону рва, возле которого кишели люди, наклонился и вытащил из седельной сумы трубки с письмами.