Сокровище тамплиеров

Этот распев и ритмичные удары, похожие на удары молота в кузне, быстро подхватили находившиеся рядом воины. Шум стал шириться, пробегая по рядам тамплиеров, пока не начало казаться, что ему вторят все, хотя это было отнюдь не так.

В тот день Сен-Клер был не единственным среди храмовников, застывшим в ужасе и недоумении, но таких было меньшинство.

Когда же распев возвысился до громовой силы, так что стало ясно слышно каждое слово, дожидавшийся нужного момента король Ричард снова воздел меч над головой, на сей раз держа его за клинок. Обращённая вверх золочёная крестообразная рукоять, символ Господнего Креста, прибавила воодушевления христианскому войску. Речитатив сделался громче, хотя казалось, что это уже невозможно, и звучал, пока не умер последний мусульманин.

Когда всё было кончено, когда все пленники погибли, Ричард снова подал сигнал, и его арбалетчики, перестроившись, отступили на исходные позиции. После этого вся армия развернулась и отправилась обратно в Акру, оставив позади столько мертвецов, что их хватило бы, чтобы накормить всех стервятников на много миль вокруг.

Андре Сен-Клер ехал между воинами, не глядя ни влево, ни вправо, даже не пытаясь ни с кем заговорить. Его до глубины души потряс не столько чудовищный грех, свидетелем которого ему довелось стать, сколько то, что это злодейство совершил человек, всего пару лет назад искренне ужасавшийся и возмущавшийся тем, что Саладин казнил сотню пленников после победы при Хаттине.

Но когда ликующие возгласы со всех сторон зазвучали ещё громче, Андре не смог больше притворяться невозмутимым. Он обернулся и посмотрел застывшим взглядом на то, как обычно столь серьёзные рыцари орут и подпрыгивают, как пьяные, радуясь убийству множества неверных к вящей славе Господней.

* * *

— Две тысячи семьсот человек, Алек. Вот сколько их было. Две тысячи семьсот. Наверное, даже больше, где-то около двух тысяч восьмисот. И все они были убиты, как животные, и их трупы оставили гнить под солнцем пустыни.

Алек Синклер хмыкнул. Его лицо и голос были совершенно бесстрастны.

— Ну, если уж их убили, то куда ещё было деть трупы, кроме как оставить гнить под солнцем пустыни? Пойми меня правильно, я не пытаюсь иронизировать над твоими словами. Просто мой рассудок отказывается верить в подобное зверство. А ты что делал, пока всё это творилось?

— Ничего! В том-то и беда, что ничего. Мне даже трудно пересказать, о чём я думал в те минуты. Я был охвачен ужасом, ошеломлён, растерян и просто не верил своим глазам. Стыдно признаться, но я даже не попытался этому помешать.

На лице Синклера появилось некое подобие кривой усмешки.

— Да что ты говоришь, кузен? Ты побоялся выступить вперёд и во всеуслышание объявить короля Англии подлым убийцей лишь потому, что Ричард находился в окружении нескольких тысяч верных ему, вооружённых до зубов головорезов, которые с воодушевлением истребляли по его приказу тысячи невинных людей? Да, это ужасно, право слово.

Ироническая усмешка исчезла с лица Синклера, когда он повернулся и оглядел место, где они сидели, — у ямы от старого кострища, шагах в пятнадцати от палатки Андре. Здесь нечего было рассчитывать потолковать наедине, ибо мимо непрерывно сновали туда-сюда выполнявшие различные поручения рыцари и сержанты. Один из них, узнав Алека, кивнул, но без особого интереса, и Синклер ответил на кивок, что-то неразборчиво пробормотав. Потом снова огляделся по сторонам, убедился, что никто не обращает на них особого внимания, и с серьёзным видом обернулся к Андре.

— Сойдя прошлым вечером с судна, которое прибыло с Кипра, я первым делом услышал о казни пленных. А поскольку судно тут же отправилось в обратный рейс, на Кипре об этом узнают уже послезавтра. Епископ Байонский при мне наставлял капитана, дабы тот по прибытии на Кипр распространил повсюду славную весть.

— И что именно он сказал?

— Что Ричард, казнив заложников, одержал над султаном Саладином великую моральную победу. Что он указал неверному его истинное место, наказав его, сурово и справедливо, за попытку нарушить клятвенное обещание вернуть Истинный Крест. И я знаю: все, слушавшие епископа, верили в то, что речь действительно идёт о великой победе и о необходимом нравственном уроке.

— Но то было убийство, Алек, — массовое убийство, какого я не мог себе даже вообразить. Умышленное, заранее обдуманное и безжалостное убийство. Смертный грех. Если ад с пламенем и серой, в который верят христиане, действительно существует, Ричарду Плантагенету уготовано там особое место, ведь ничем в христианской доктрине, никакими логическими ухищрениями схоластов невозможно оправдать содеянное этим человеком. И этот же человек публично принёс благочестивый обет вернуть Святую землю чадам сострадательного Спасителя, во имя их живого милосердного Иисуса!

Алек Синклер кивнул.

— Твой сюзерен вовсе не столь благороден, каким его видит весь мир.

— Именно так.