— Ну что ж, у нас есть и другие важные дела, которые следует обсудить, только не здесь. Здесь слишком много чутких ушей. Возьми свой арбалет и какую-нибудь мишень и поедем, потренируемся в стрельбе... Там, где нас никто не сможет подслушать.
Некоторое время спустя, отъехав на полмили от лагеря, Сен-Клер воткнул длинное копьё у подножия дюны и привязал к нему в качестве поперечины свой кинжал в ножнах. Когда он накинул на поперечину старую конскую попону и нахлобучил на конец древка ржавый помятый шлем, это стало смахивать на худощавого рослого человека — если смотреть издалека.
Убедившись, что со стороны это покажется настоящей мишенью, Андре снова сел в седло и отъехал от мишени на сто двадцать шагов, туда, где его ожидал Синклер. Оба рыцаря спешились, расседлали коней и надели им на морды мешки с овсом. Только позаботившись о животных, кузены взяли свои арбалеты и встали у линии, которую Алек прочертил каблуком на песке.
Ни один из них не взял с собой арбалет с металлической дугой, ибо это оружие было слишком мощным для подобных упражнений. Болты стоили дорого, а если бы они пролетели мимо мишени и затерялись в песках, их вряд удалось бы найти. Поэтому рыцари взяли арбалеты меньшей дальнобойности: чтобы управляться с ними, требовалось меньше силы, но больше умения и искусства. С таким оружием и на таком расстоянии от мишени болты, скорее всего, можно будет подобрать и использовать снова.
Андре выстрелил первым, критическим взглядом проследил за полётом болта, а когда он упал рядом с мишенью, слегка сменил позицию и выстрелил ещё раз. Он удовлетворённо хмыкнул: на сей раз болт поразил цель и отскочил от копейного древка. Кузен Сен-Клера кивнул, тоже встал в позицию и повторил достижения Андре, только второй болт Синклера отскочил от мишени влево, а не вправо.
— Что ж, хорошо, — промолвил Андре, держа оружие под мышкой, — теперь всё в порядке. Мы оба поразили мишень, за нами вроде никто не следит, а если бы даже следил, всё равно не смог бы незаметно подобраться ближе и подслушать. Полагаю, теперь мы можем поговорить?
— Можем.
Синклер повернулся и, понурив голову, зашагал туда, где на склоне маленького песчаного холма лежало его седло. Вставив ногу в арбалетное стремя, он положил на ложе оружия скрещённые руки. Андре пошёл за ним, молча наблюдая за кузеном. Молодой рыцарь знал: что бы сейчас ни сказал Алек, его слова не будут непродуманными и случайными.
— Я почувствовал... — Алек осёкся, потом продолжил: — Я почувствовал, что ты изменился, кузен. То ли лишился чего-то, то ли, наоборот, что-то приобрёл.
Андре продолжал молчать. Он видел, что Алек не может подобрать подходящих слов — Синклер говорил куда более скованно, чем обычно. И не потому, что был шотландцем: французским Александр Синклер владел превосходно, хотя в его выговоре чувствовалось северное происхождение, прежде всего — в слишком чётком для урождённого галла произношении гласных.
— Возможно, я пробыл здесь, в Святой земле, слишком долго, — сказал Алек после недолгого раздумья. — Я привык к одиночеству, привык жить в стороне от людей, анахоретом. В стороне от христиан, если ты понимаешь, что я хочу сказать. При этом я старался следовать тем путём, который открыло для меня братство. Вот почему я оказался не готов к переменам, которые все недавно прибывшие из-за моря воспринимают как нечто само собой разумеющееся. Я говорю, конечно, не о внешних переменах, явных и очевидных, на которые каждый может указать. Нет, я имею в виду изменения нравственного характера. Сейчас я вижу, что с тех пор, как покинул Шотландию, христианский мир, многое сильно изменилось. И это в первую очередь касается восприятия: люди теперь по-другому смотрят на мир и на то, что в нём происходит.
Синклер снова умолк, качая головой.
— Ты явно не понимаешь, о чём я тут толкую, и мне трудно тебя в этом винить.
Он набрал в грудь воздуху, выдохнул и ущипнул себя за переносицу.