— Я опять школу прогулял. Матери одно расстройство и двойка по поведению, — сказал он вслух. Рыжик остановился и неожиданно серьёзно ответил:
— Знаешь, по поведению будут пятёрки у Хрякиной и всех остальных, которые меня убить хотели…
— Да, ты, конечно, прав… — Тобик на минутку задумался, — не так важна та оценка, какую ставят по незнанию другие, как та, что ставит своя совесть.
— Моя рыженькая беличья совесть ставит мне на сегодня твёрдую пятёрку! — Рыжик подпрыгнул и помчался дальше. Он уже не расслышал, как Тобик тихо пробормотал:
— А моя человечья всё равно ставит мне двойку. Но вроде ещё не поздно исправить, — Тобик глянул на часы в телефоне, — да, самое время, мама только проснулась.
И всё же отважиться нажать на кнопку было очень трудно. Мама не поймёт, он опять причинил ей боль, и как объяснить, чтобы поняла, Тобик не знал. Отвратительное чувство. Он был готов на любое наказание, лишь бы мама не расстраивалась и поняла его. А звонить было нужно, время не ждёт, дома его уже могли хватиться. Тобик закусил губу, выдохнул и нажал. Мама в ту же секунду ответила:
— Тобик, сынок, ты где, ты почему не в постели?
— Со мной всё хорошо, мам, ты не волнуйся, я… мне пораньше нужно было на улицу выйти, я будить вас не стал…
— Как ты мог уйти ночью из дома? Зачем ты это сделал? — голос мамы становился стальным и резким, — где ты есть?
— Я тут, недалеко… Мы с другом договорились сделать одно дело, в общем, надо было срочно помочь ещё одному… короче… того осла в зоопарке убить хотели, я его увёл оттуда и мы сейчас на речке! — наконец выпалил Тобик.
— Какой друг, какой осёл, какая речка? Ты с ума сошёл? Сейчас же возвращайся домой и бегом в школу!
— Уже не успею. Я ещё не решил, что делать дальше… Прости меня пожалуйста, мам! Так надо было. Я доброе дело сделал, я попозже всё объясню, главное, ты не переживай, со мной всё хорошо. Я позвоню, я вернусь, скоро! Я люблю тебя, мам! Прости!
Тобик выключил телефон. Легче не стало. Мысли роились в голове и не могли выстроиться в порядок. Вдруг Тобик увидел прямо перед собой на берегу маленькую забавную птичку — трясогузку. Птичка совсем не боялась его. Лёгкими семенящими шажками подошла она вплотную, пискнула, помотала хвостиком вверх-вниз, вверх-вниз, а потом повернула головкой и явно показала на тропинку, что убегала вдоль речушки за холмы вдаль, в сторону от большой дороги.
— Ры-ыжи-ик! — громко позвал Тобик, — хорош там беситься, посмотри-ка сюда!
Рыжик подбежал, сел рядом и тоже уставился на трясогузку. Она не испугалась и не улетела, а продолжала красоваться перед друзьями. У неё беленькая грудка с широким чёрным галстучком, блестящие глазки, белые щёчки, чёрная шапочка и длинный хвостик: вверх-вниз, вверх- вниз…
— Если я правильно усвоил твою науку общения без слов с животным миром, то мне кажется, она зовёт нас куда-то.
— Точно так, — согласился Рыжик, — помниться, тебя привела ко мне на помощь птичка-синичка… Может, опять неспроста это…
— Я тоже об этом подумал. Ну что, идём?
— Я-то что… А ты не пожалел, что пошел тогда за синичкой? Кто её знает, куда ещё эта заведёт…
— Ни разочку не пожалел, дружище! Вперёд! Я свою дорогу выбрал. Ты со мной?
— Всегда и везде!
— Ну а Боцману и деваться больше некуда! Запрягаем, и в путь!
И покатила расписная тележка по тропинке малой в дальнюю даль, за птичкой трясогузкой следом. Вёрст ещё через пять Тобик глубоко осознал мудрую принципиальность старого осла и покража тележки, в которую он с удовольствием сел, уже не казалась ему таким уж тяжким преступлением.
Яркое майское утро расстилалось свежим ароматом трав, щебетало, пело, цвело и радовалось. Кучевые облака на безмятежно-голубом небе плыли свободно и спокойно. И эта дорожка, и нарядная даль впереди, и изумрудная мурава под ногами после пережитых тревог казались новыми и счастливыми. Впереди порхала путеводная птичка-трясогузка. Дорога неизвестно куда почему-то радовала. Так бывает в детстве. И в сказке…
Глава 3 В Отрадном
Погибающие наши сёла, когда-то живописные и ухоженные, имеют в наши дни тяжелый для сердца любого русского человека вид запустения и разрухи. Дома покинуты. Там, где когда-то пахло горячим хлебом, смеялись дети и от дневных трудов в поле отдыхали взрослые, теперь только дикий бурьян в человечий рост, скрывающий бугры домовищ с кучами битого кирпича от печек, да ямы от погребов. Кое-где остались ещё и стены без крыш, с покосившимися окнами, вырванными полами и обломками мебели. Любопытный путник, отважившийся зайти в такой дом, непременно увидит в красном углу полочку, где когда-то стояли иконы, а напротив, на другой стене, иногда и старые, пожелтевшие фотографии. Смотрят с них простые и добрые лица людей, здесь когда-то живших… Отчего-то не всегда забирают их потомки, переселяясь навеки в большие города, где есть и жизнь, и работа, и достаток. Бог судья… Но лучше не забредать в такие места: бурьян по весне и лету кишит клещами, а в ямах и среди битого печного кирпича очень любят лежать гадюки. Делает шаг человек, а прямо из-под ноги, извиваясь и шипя,