Сокровище трёх атаманов

отползает чёрная, сально-жирная лента. Большую часть года места такие тоскливо-одноцветные: сизые, бурые, серые до того, что кажется, что и небо-то над ними голубым не бывает. И только месяц май, яркий и щедрый, на время скрывает мрачную картину, преображая всё вокруг. На деревьях, вётлах и берёзах, появляются клейкие, нарядные ярко-зелёные листочки. Под будылками мёртвого бурьяна пышно прорастает молодая крапива. Дороги застилает праздничным ковром трава-мурава. Любили наши предки обсаживать дорогие, приметные для себя места кустами сирени, и цветение её — вершина майского счастья нашей природы. Нежно-сиреневые и белые щедрые соцветия на фоне буйной, дикой зелени — вот она, истинная живая душа таких заброшенных мест. И видно становится сразу: вот здесь, в обрамлении кустов сирени на полянке стояла когда-то деревянная церквушка или часовенка, а здесь радушный хозяин посадил в палисаднике малый кустик, а он разросся и цветёт и по сей день, а там, на отшибе, сельское кладбище скрыто за цветущими кустами. Повсюду горьковато-пряный, душистый запах сиреневых цветов. Воздух напоён им, как щебетаньем птиц, как майским

солнечным цветом. Не сдаётся земля, хранит память и продолжает жить!

Почти так же выглядело село Отрадное в пятнадцати верстах от того города, где жил Тобик. Расположилось оно при впадении в Хопёр-батюшку той самой речушки, на берегу которой оставили мы на время наших друзей, идущих по тропинке малой не весть куда за птичкой-трясогузкой следом. И был в том селе один единственный жилой дом, и жила в нём всеми на свете забытая старая женщина. За домом, на базу, корова, гуси да куры, вдоль бревенчатой избы дрова, а во дворе колодец с ледяной вкуснейшей водой. Вот и всё. А когда-то было Отрадное местом благодатным, населённым и славным…

В далёкие века ордынские не было здесь постоянного народа: на весну и лето приходили на обильные пастбища кочевые татары с бессчетными отарами овец и табунами коней, а к осени и в зиму, когда кочевая орда уходила в южные низовые земли, шли сюда на промыслы ватаги мокшан, мещеряков и русских из-за больших Ценских и Сурских лесов, добывали мёд, рыбу и зверя. Так и велось, пока не подошла вплотную к вольному Хопру окрепшая Русь. При царе Алексее Михайловиче отписал себе порожние эти земли ловкий пензенский подъячий, и поселил здесь десяток мужиков, из рязанских земель беглых. Да только обустроиться мастеровитым рязанцам как следует не пришлось: раз пожгли и разорили их кубанские татары, другой раз — низовые донские казаки. Так и горевала деревушка пятью землянками, малой пашенкой «для себя» да отарой овец хозяйских, пока не замирили степь казачьи заставы и служилые люди царя Петра. При государыне Елисавете прикупил эти земли генерал, в сражениях побед не одержавший, но зато преуспевший в приобретении имений очень сильно. Как-то доехал он до новых своих владений, на коне поднялся на горку над Хопром, окинул взором просторы необъятные, да и сказал приказчикам: «Экая землица привольная, прямо душе отрада! Пригоните-ка сюда мужичков побольше, да срубите мне здесь усадебку липовую, белого тёса, на охоты сюда наезжать стану. А деревню так и назовите — Отрадная, нечего ей Подъячим хутором да Разорёнкой называться».

Ретивые управляющие господскую волю в точности исполнили: надёргали из разных генеральских имений, тамбовских и пензенских по большей части, крестьянских дворов, по одному, по два, по три, да силой согнали из родных мест в Отрадное. Горькой да тяжкой поначалу была жизнь переселенцев, без родни, на земле необжитой. Но выдюжили мужички, отстроили избы и пашню целинную подняли. А как обустроились, то и поняли, какая благодать на новой Родине: и земли чернозёмной вволю, и покосов, и пастбища, и леса, и промыслов. На каждый двор по десятку детей нарождалось, а то и поболее. Так-то к концу века восемнадцатого стало в Отрадном двести дворов. Выстроили крестьяне церковь, и стала деревенька бывшая селом именоваться. Барин, однако, в имение своё больше не приехал, а в скором времени отдал Отрадное в приданное за дочерью.

Так и менялись полвека господа, коих крестьяне и не видели, покуда не поселилась в селе новая госпожа — уж всем барыням барыня! Носила по мужу она фамилию, достославную в России, и сама была кровей самых что ни на есть знатных: умна, спесива, строга, величава, красива — всем взяла. Отстроила новую большую усадьбу, мужиков терпеть не могла и почти всех по степным выселкам расселила. Притом отрадненские, хоть барыню свою и не любили за высокомерие, во всей округе самыми богатыми и оборотистыми были, знать, строгость и ум господский не во вред пришлись. После отмены крепостного права госпожа с крестьянами своими размежевалась, отдав им все степные земли, а себе оставив те, что вдоль Хопра, у Отрадного. Так, тихо и мирно, закончился в той сторонке благословенный для России девятнадцатый век, и начался горький двадцатый.