На четвёртый день, после ночи, проведённой в тепле неглубокой пещеры, они повернули на запад и побрели по узкой тропе, проторённой у основания высоких скал. Местность напоминала кладбище; вся округа была усеяна трупами змеев, как погибших недавно, так и тех, от кого остались одни кости: гнездозмеи и туманозмеи, потерявшие опору на крутых склонах, полезмеи, которых жестокие ветра снесли и ударили о каменную стену, и редко попадавшиеся крупные змеи – серые, тёмно-жёлтые и синие горбатые, – которые сорвались с края утёса и разбились насмерть.
Илай собрал всё, что только можно было собрать. Кости для резьбы. Зубы-иглы. Кожу. Когти. Он выбрал мясо, пригодное для засолки. Но настоящим подарком для них стало масло.
Они наткнулись на труп лампозмея уже ближе к вечеру. Он лежал возле небольшого озера – за его форму Илай называл его озером Когтя. Существо было крупным и старым, его кожа, покрытая шрамами, вряд ли имела хоть какую-то ценность, а мясо было слишком жёстким для еды.
– И всё же, может, кое-что у него для нас найдётся, – сказал Илай.
Он достал свой нож-шкуродёр, и Мика внимательно наблюдал, как скалолаз делает надрез на широкой шее змея. Затем, согнув указательный палец, он вытащил из прорези связку волокнистых шишек и показал её Мике, держа на вытянутой руке; в его светлых глазах читался триумф.
– Вот откуда у лампозмеев их огненное дыхание, – сказал он, сцеживая масло из шишек в стеклянную банку. – Самое жаркое и лютое пламя среди всех меньших змеев.
Илай тщательно обернул банку тканью, спрятал её в рюкзак, и они двинулись дальше на юг.
Той ночью они ещё много часов брели в темноте. Илай остановился, только когда они поднялись на крутой гребень и затем спустились с него с подветренной стороны. Они устроились в глубокой пещере, разложили свои рюкзаки, поели мяса, выпили воды с примесью глины и улеглись, не разводя огонь. Небо хмурилось. Луны не было.
Глубокий сон Мики прервало солнце, вставшее над далёкими горными вершинами; проснувшись, он обнаружил, что один в пещере. Он сел и протёр глаза, не веря увиденному. Там, впереди, примерно в километре от него, была сложена куча поленьев, она белела и дымилась.
– Илай? – с тревогой произнёс Мика. – Илай!
Он поглядел в открытое небо.
– Илай!
Скалолаз появился из-за низкого гребня и зашагал к нему с угрюмым лицом.
– Тише, парень, – сказал он.
Мика сглотнул, чувствуя себя крайне глупо. Илай присел рядом с ним и кивнул в ту сторону, откуда пришёл.
– Там следы, – сказал он. – Свежие следы пятерых путников. Змееловов. Думаю, троих мужчин и двух женщин.
Он вытащил из внутреннего кармана куртки подзорную трубу, поднёс её к глазу и направил на крапчатую скалу впереди. Мика сделал то же самое. Его взгляд фокусировался, и неясные очертания превращались в чёткую картину высокой скалы, резко выделявшейся на фоне неба; тёмный базальт был испещрён молочно-белыми крапинками.
На вершине скалы тоненькие струйки жёлтого дыма сплетались вместе, поднимаясь в утреннее небо. Примерно посередине был изгиб из нескольких каменных ступеней, напоминавших стопку небрежно сложенных книг. Под сгибом склоны были покрыты каменистой осыпью и усеяны валунами, и когда взгляд Мики упал на неровную коричневую породу, у него задрожали руки.
Он отложил подзорную трубу и запустил руку себе под рубашку, чтобы дотронуться до шрама, который вдруг начал пульсировать.
– Вот что мы знаем, – сказал Илай, не отрывая взгляда от крапчатой скалы. – Там, наверху, были змеерод и его змей. Они убили двоих змееловов и тебя чуть не отправили на тот свет… – Он потёр высохшей ладонью свою щетину. – Значит, они защищали яйцо.
Мика повернулся к Илаю. Голубые глаза скалолаза не мигали.
– Видишь ли, яйца белозмеев отличаются от яиц остальных змеев, – продолжал Илай медленно, растягивая слова. – Они не любят, когда их торопят. Говорят, они годами могут лежать в укромном месте, прежде чем из них вылупится детёныш. А когда приходит время, он появляется очень быстро. Яйцо начинает светиться изнутри: сначала это всего лишь слабое мерцание, но с каждым днём оно усиливается. Для змееродов это сигнал тревоги, – добавил он. – Так они узнают, что за яйцом нужно присматривать. Затем, через неделю или около того, часто во время сезона дождей, скорлупа трескается, – он улыбнулся. – Появляется крошечная зверушка, новорождённый змеёныш. Но он крепнет на глазах – белозмей, взлелеянный огнём, горящим в глубине таких вот скал, – он кивнул в сторону крапчатой скалы. – А белозмей и его змеерод охраняют змеёныша, пока тот не научится летать.
– Вы думаете, именно это и произошло?
Илай пожал плечами.
– Может быть, – сказал он и взглянул на Мику. – Когда на тебя напали? Три недели назад, верно? Может, змеёныш уже вылупился и улетел, – он почесал затылок. – Сейчас я не вижу никаких следов змеерода.
Мика снова приставил к глазу подзорную трубу и внимательно осмотрел крапчатую скалу; увеличительное стекло выхватывало трещины и разломы, пучки травы, осыпи…