Сокровищница ацтеков

– Хорошо, – сказал Янг, когда я вкратце объяснил ему все это, – старый обманщик не будет больше водить за нос никого на свете, а теперь нам с вами надо поискать дорогу. Потом мы опять вернемся наверх, чтоб захватить оттуда вещи поценнее, но прежде всего надо позаботиться о Рейбёрне и вынести его туда, где он может свободно дышать. До тех пор мы должны быть осторожными на всякий случай. Дурака Пабло необходимо поставить на лестницу и втолковать в его глупую башку, что если он услышит вверху шаги, то пусть вытащит подпорку из под статуи Муллинса и поставит ее на прежнее место, а потом завалит снизу ход большим камнем. Конечно, нельзя ожидать, чтобы кто-нибудь отважился войти в сокровищницу после сегодняшнего переполоха, да если бы даже здешние жители и расхрабрились настолько, то беда невелика: им, наверное, неизвестен фокус, который проделывает Муллинс. Бьюсь об заклад на целую бочку пива, что верховный жрец скрывал ото всех эту хитрую механику. Слишком хитер был старый злодей и лукав, как лисица, недаром ему удавалось дурачить всех своих подданных. Я очень рад, что мне привелось задавить эту старую гадину, но все-таки надо отдать ему должное: умен был шельма, очень умен, не так ли, профессор?

При таком состоянии Пабло с нашей стороны было бы немного рискованно доверить ему такой ответственный пост, если бы мы в самом деле предвидели возможность вторжения врагов в кладовую царя Чальзанцина; но, благодаря скрытности верховного жреца, нам нечего было опасаться, и мы поступили так только из благоразумной предосторожности.

Рейбёрна мы оставили в каморке внизу лестницы. Сделав последние распоряжения, мы прошли через расщелину в скале, образовавшуюся, по-видимому, естественным путем, и вступили в пещеру таких больших размеров, что свет нашего фонаря не достигал ни до ее потолка, ни до задней стены. Хотя протоптанная тропинка, по которой мы пошли, поднималась в гору и была довольно крутой, мы без особенных усилий подвигались вперед, потому что большие камни, усыпавшие пол пещеры, были тщательно сдвинуты в сторону и не попадались под ноги. Только в одном месте тропинка огибала обрыв над темной пропастью, откуда доносился шум воды, и здесь наш путь становился несколько опаснее.

Мы продолжали подниматься, по крайней мере, в течение часа, после чего повернули за угол и увидели перед собой слабый свет. Но он виднелся так далеко, что его можно было заметить только закрыв фонарь и на минуту зажмурив глаза; когда же мы сделали еще один поворот, то не сомневались более, что вдали виднеется светлое пространство. Янг крикнул от радости и мы ускорили шаги, желая поскорее насладиться видом солнечных лучей. Вдруг дорожка повернула вниз, а за третьим поворотом в пещере сделалось так светло, что нам не было более надобности в фонаре; под влиянием невольного порыва мы крикнули на этот раз оба вместе и бросились вперед бегом. Наконец последний поворот привел нас к выходу из пещеры и перед нашими глазами как олицетворение приволья и свободы открылась обширная равнина, утопавшая в ярком дневном сиянии. Мы точно окаменели от изумления и радости, потому что никакие слова не могли выразить волновавших нас восторженных чувств. И вдруг легкий ветерок донес до нашего слуха отрывистые звуки свистка со стороны долины. Они раздавались совершенно явственно, несмотря на далекое расстояние. Янг вздрогнул, заслышав знакомый сигнал и обернувшись ко мне с поднятой рукой, вымолвил дрожащим голосом:

– Профессор, это свисток локомотива! Ишь как заливается, леший эдакий! – такими нелепыми словами, имевшими для нас, однако, глубокий смысл, приветствовал грузовой агент наше освобождение.

В скором времени мы вернулись к Рейбёрну; идти по знакомой дороге, да еще под гору, было, конечно, легче, и обратный путь мы прошли быстро. Увидев наши радостные лица, больной товарищ немного ожил и ободрился.

– Собирайтесь с силами, дружище! – весело крикнул Янг. – Мы отыскали наконец выход из этой проклятой ямы; скоро вы опять увидите божье солнышко и подышите свежим воздухом, который необходим для каждого белого, как пища и питье.

При этих словах глаза Рейбёрна еще более прояснели, на его мертвенно-бледных щеках даже заиграл румянец, когда мы сказали ему, что нашли прямой путь к жизни и свободе.

– Где же наш падре? – спросил раненый, когда мы подняли носилки, а Пабло, с фонарем в руке и с Эль-Сабио на поводке, зашагал впереди. К счастью, Рейбёрн не видел лицо Янга, когда тот проговорил:

– Падре?.. Он ушел вперед. А вы не болтайте много, Рейбёрн, вам это вредно; да и нам трудно разговаривать, неся такую ношу. Ну, двигайтесь, профессор! А ты, Пабло, – прибавил грузовой агент ломаным испанским языком, – смотри осторожнее неси фонарь, не то я проломлю тебе башку.