– Я никогда не спрашивала тебя, почему ты вступил в кулинарный клуб, – говорю я. – Ты собираешься работать в пищевой отрасли, когда в следующем году закончишь учебу?
Он начинает складывать стоящие перед нами пустые тарелки.
– Я надеюсь на это, хотя и не как повар. Я хочу писать о еде.
– Не знала, что ты писатель!
– Пока нет, – улыбается он. – Но однажды… кто знает. Я хочу путешествовать и пробовать разные блюда. Но больше чем о еде мне хочется писать о людях, которые ее готовят. И о людях, которые ее едят.
Теперь я понимаю, почему он больше наблюдает за нами в клубе, чем говорит, его взгляды полны любопытства, как будто он фотографирует момент, анализируя нас с журналистским интересом.
– Ты станешь великим писателем.
– Надеюсь, что однажды напишу и о тебе.
Я выпрямляю спину, редкая искра тщеславия поднимает мне настроение.
– И что бы ты написал?
– Что ты из тех людей, которые определенно помнят все, что когда-либо ели.
Я смеюсь.
– Эй? Это хорошо или плохо?
Виктор смеется вместе со мной.
– Вот тогда и узнаешь! – Секунду он изучает меня. – А как насчет тебя? Ты хочешь быть пекарем или?..
– Я? – Я машу руками. – Нет.
– Почему нет? – Он выглядит искренне любопытным. – Разве у твоей семьи нет пекарни?
Я смотрю ему прямо в глаза.
– Ты же знаешь, что я не умею готовить, верно?
Когда разговариваешь с Виктором, слова столь большого секрета выходят наружу так легко. И как бы ни было страшно говорить правду, я на самом деле чувствую облегчение, произнеся это вслух. Мне необходимо было рассказать кому-нибудь правду.
– Я видел, как ты готовишь, – прямо говорит он.
– Да, но… До прихода в клуб у меня не было никакого опыта. Ты знал, верно? – Теперь я начинаю думать, что, возможно, я неправильно истолковала его помощь в клубе.
– У меня было такое ощущение, – признается он.
– Как ты думаешь, Педро знает?
Виктор хмурится.
– Почему тебя так волнует, что он о тебе думает?
– Не хочу, чтобы он использовал это против меня, – говорю я чуть повышенным от волнения тоном. – Прости. Я просто… Это сложно. Я хочу научиться готовить, но в то же время я не хочу, чтобы Педро узнал, что я единственная в своей семье не умею готовить. Пожалуйста, никому не го- вори.
– Не скажу. Я понимаю… Но ты хоть раз задумывалась о карьере пекаря, даже если ты сейчас не так искусна, как тебе бы хотелось?
– Нет, я собираюсь стать бухгалтером.
Кажется, Виктор совсем не ожидал такого ответа, поэтому я быстро меняю тему:
– Кадриль начинается! Синтия выглядит несчастной. Может, нам стоит пойти и спасти ее?
Я пытаюсь рассмеяться, чтобы заглушить странное чувство, нарастающее в моей груди всякий раз, когда я думаю об изучении экономики в университете. Я до сих пор даже не подала заявление. Мама убьет меня, когда узнает.
Вокруг раздаются аплодисменты и одобрительные возгласы, и я понимаю, что это – реакция публики на то, как Луана тянет за собой Педро, чтобы присоединиться к кадрили.
Он упирается, но она встает у него за спиной и подталкивает, чтобы он занял позицию партнера. И я понимаю, что они не собираются быть просто какой-то парой. В этой кадрили они будут женихом и невестой на шуточной свадебной церемонии!
– Вот она, – говорит Виктор.
Я поворачиваю голову, чтобы оглянуться на него.
– Кто?
– Девушка, которая дала тебе свои босоножки.
–
Виктор кивает. Выходит, мне помогла Луана? Значит ли это, что она больше не обижается на меня? Она действительно защищала меня от Талиты, и это заставляет меня задуматься, имеет ли к этому какое-то отношение ее близость с Педро.
Словно почувствовав мой пристальный взгляд, она встречаются со мной глазами через весь зал и коротко дружелюбно кивает, прежде чем надеть соломенную шляпку с белой вуалью и взять Педро под руку. И мой восторг от того, что я нашла в ней друга, внезапно немного меркнет, уступая место стеснению в груди в тот момент, когда Педро одаривает ее своей самой очаровательной улыбкой, словно сошедшей с экрана.
Виктор наклоняется и тихо спрашивает:
– Столкновение с Педро тебя тогда сильно расстроило?
– Ах, нет. – Я пытаюсь улыбнуться, чтобы скрыть волнение. – Я… привыкла с ним спорить.
– На самом деле я никогда до конца не понимал, почему вы двое не можете поладить. Разве вся вражда между вашими семьями не может остаться в мире выпечки?
Я смотрю через зал на Педро, на то, как он смеется и крутит Луану так, что у нее кружится голова. И мне в голову закрадывается назойливая мысль. Мы сражаемся уже семнадцать лет. Но если бы вражда осталась в пекарнях, как сказал Виктор, пригласил бы Педро меня на эту вечеринку? Если бы вражда к настоящему времени утихла, мы, живя через дорогу, выросли бы ближе друг к другу. Я могла бы быть той, что танцует с ним сейчас.
Педро и Луана продолжают поражать всех своим танцем. Какая прекрасная пара. И мое сердце разбивается на мелкие кусочки. Чувство, которое я подавляла весь вечер, настигает меня, выбивая дыхание и грозя выплеснуться наружу.