Соль и сахар

– Мне вообще не следовало работать с кем-то вроде тебя! Ты ничего не понимаешь в организации вечеринок! Ты портишь репутацию «Сахара» своей некомпетентностью, и я знаю, что ты, должно быть, сказала что-то дочери доньи Фернанды, раз она меня уволила! Она прекрасно довольствовалась тем, что «Сахар» готовил в одиночку на ее день рождения, пока не появилась ты и все не испортила! – обвиняет маму донья Эулалия. – Теперь она даже не отвечает на мои звонки! Что ты натворила, Элис? Скажи мне!

– Послушай-ка, с чего бы это мне делать что-то, что вредит моему бизнесу?! – возражает мама. – Мы вместе готовили еду! В этом случае я и себе бы навредила!

– Да просто ты уже ведешь переговоры со «Сделками» о продаже «Соли»! Я знаю! Тебе было наплевать на работу, и ты решила избавиться от «Сахара»!

Я бросаю взгляд на Педро, беспокоясь, поверит ли он словам своей матери.

– Это неправда, – говорю я ему. – «Сделки-Сделки», должно быть, стоят и за этой ложью, оказывая давление на твою мать.

Он не смотрит на меня, его глаза все еще прикованы к схватке снаружи.

– Эли, ты змея! – наседает мать Педро.

– Убирайся с дороги! – кричит в ответ мама.

– Ты всегда знала, что продашься, верно? Признайся! Если я узнаю, что ты с первого дня сговаривалась со «Сделками» и в то же время дурачила весь район своим бойкотом, который вы начали, я первая продам «Сахар»! Я не позволю сделать из себя дуру! Я не покину этот богом забытый район с пустыми руками!

Это какой-то кошмар.

Мы ждем, пока наши матери разойдутся в разные стороны, чтобы мы могли выйти из-за полки. Но даже когда они наконец отходят от входа в магазин, мы с Педро так и продолжаем стоять, уставившись друг на друга. Я не могу ничего поделать, но чувствую, что нас снова затягивает во вражду. И теперь я слишком боюсь пошевелиться.

Я не могу заставить себя уйти, пока не узнаю, о чем он думает. И почему-то я чувствую, что он думает то же самое обо мне. Поблизости раздается шарканье покупателей, Педро хватает меня за руку и тянет в другой пустой проход.

Я должна рассказать ему об этой визитке. О том, как мама прикрепила ее к уведомлению об отключении, как будто это номер экстренной помощи, но после того, как я услышала угрозы доньи Эулалии, я застряла перед непреодолимой дилеммой.

Безопасно ли раскрывать все уязвимые места моей семьи парню, который всегда был моим врагом?

Я дала ему слово. Пообещала, что предупрежу его, если замечу, что мама вот-вот сдастся.

Но если донья Эулалия хотя бы почувствует, что мама подумывает о продаже, она может воспринять это как знак, которого она ждала, чтобы первой продать «Сахар».

Я чувствую себя маленькой.

Я чувствую себя трусихой.

– Мне нужно идти, – говорю я.

Мое горло пересохло, как наждачная бумага. Но он смотрит мне в глаза, его пальцы переплетены с моими, и я не могу уйти.

– Мне жаль, – говорю я. И, не раздумывая, обнимаю его.

– Прости, – шепчет он мне на ухо, посылая дрожь по моей спине.

Мы говорим, что сожалеем тысячу раз, не только за то, что было в нашем прошлом, но и за то, что будет в будущем. Мы приносим свои извинения, потому что мы – дети вражды нескольких поколений. Мы готовимся к тому дню, когда наши семьи снова столкнутся. Когда они заставят нас ненавидеть друг друга. И еще хуже, когда мы сами почувствуем себя вынужденными враждовать.

Но на этот краткий волшебный миг мы вместе.

Мы слышим, как все больше покупателей подходят к проходу. Нам нужно разделиться. Скрыться. Спрятать наши чувства. Но его руки все еще обнимают меня, одна рука на моей пояснице, он прижимает меня к себе. Моя хватка тоже не ослабевает.

Три секунды, пока кто-нибудь мельком не увидит нас. Я не хочу, чтобы это заканчивалось.

Две секунды. Я знаю, что он тоже ведет обратный отсчет.

– Лари, – произносит он. Крошечное слово, похожее на вздох. Мое имя. Но оно звучит у меня в ушах так, что я чувствую себя опьяненной. Я поднимаю взгляд, и в его взгляде снова появляется тоска. И это меня пугает.

Одна секунда.

Мы расходимся как раз вовремя, и я выхожу из магазина первой, чувствуя стеснение в груди. Его тепло все еще на моей коже. Слезы щиплют глаза. Мама никогда не говорила, что собирается продать «Соль», мысленно повторяю я. Она только сохранила визитную карточку того юриста.

Тогда почему я чувствую себя лгуньей? Как будто я предаю доверие Педро?

На меня накатывает внезапная волна эмоций – я боюсь потерять Педро. Но я стараюсь отодвинуть свою тревогу в сторону. Я должна ее отодвинуть… пока не вернулась в магазин и не поцеловала его у всех на глазах. Педро и я, мы вместе выиграем этот конкурс. Когда мы это сделаем, уже будет не важно, что моя мать или его мать когда-либо рассматривали предложение супермаркета. Потому что к тому времени «Сделки-Сделки» больше не будут представлять угрозы для нашего района.

Странно думать, что наше будущее зависит от рецепта пирога. Но разве это не судьба всех Рамиресов и Молина?

36

СУББОТА, 11 ИЮНЯ