Соль и серебро

— На самом деле это не зомби. — Райан качает головой. — Это человек, сделанный из глины, у него во рту клочок бумаги с древнееврейским именем Бога. Или иногда он оживает благодаря клочку бумаги с надписью «Жизнь».

— Значит, если я сделаю голема, он может впасть в неистовство, типа разрушить город и сожрать мозги его жителей?

— Они не едят мозги… — Райан делает паузу, — но могут быть жестокими.

— Теперь, когда каббала популярна повсюду, многие люди делают големов, — говорит Рокси. — Они считаются элементалями, потому что сделаны из земли. — Она спотыкается, но восстанавливает равновесие до того, как я успеваю поддержать ее. Не то чтобы я сильно помогла бы ей; скорее всего, мы упали бы вместе. Но намерения имеют значение, верно? — В Уильямсбурге была эпидемия несколько лет назад, в то время, когда там жили преимущественно евреи. Многие евреи-хасиды изучают каббалу, и всегда подворачивается несносный подросток, желающий доказать, что ему не надо ждать, пока стукнет сорок лет, чтобы приступить к изучению.

— Это что, закон? Потому что я могу легко представить, как Аманда делает големов и оживляет их. Честно, армия, которая будет исполнять каждое ее желание? Может, поэтому она не отвечает на телефон?

Райан хмурится:

— Аманда недостаточно сообразительна, чтобы построить армию големов.

— Аманда, — возражаю я, — была достаточно сообразительна, чтобы открыть Дверь.

— Аманда не захочет пачкать руки и лепить людей из глины, — поправляет себя Райан. — И это только общее направление. — Райан потихоньку, осторожно подталкивает меня к стене, чтобы оказаться рядом с Рокси. Она не сможет сбить его с ног, так что я определенно одобряю его действия. — Вроде того что люди за сорок никогда не будут заниматься глупостями типа изготовления големов и выпускания их на волю.

Но я на самом деле не слежу за его рассказом, потому что я кое-что слышу: опять журчание. Перед нами угол, резкий поворот налево.

Если это еще одна ламия, я ее убью.

Мы заворачиваем за угол, и это не ламия, слава богу.

Это коридор с тысячью мерцающих Дверей по обе стороны, уходящих в бесконечность или в нечто равно поэтическое. Как бы то ни было, это меня не впечатляет.

Действительно? — говорит одна из них.

Что тебя впечатлит, Элли? — говорит другая.

Мы могли бы дать это тебе, — добавляет еще одна.

О дерьмо!

— У нас проблемы, — сообщаю я.

— Куча, — выдавливает Райан. Он смотрит на что-то, чего я не вижу, и его ногти впиваются в ладони. — Дверь, которая нам нужна, рядом?

Мы можем отвести тебя к ней, — предлагает Дверь справа от меня, весьма услужливо.

Я закатываю глаза. Двери высвобождают ужасных, отвратительных демонов и, полагаю, могут манипулировать вашими чувствами и заманивать вас в ловушку, правда?

Я осознаю, что, когда Двери просто говорят с тобой, многие из них вроде как жалуются.

Я поворачиваюсь, чтобы утешить остальных, что все будет хорошо, но… м-да, может, не все будет хорошо. Райан покачивается на одном месте, бормоча: «Ненастоящие», снова и снова. Кристиан снял бейсболку и протягивает ее Двери слева. Рокси поигрывает ножами совершенно не успокаивающе. Стэн на грани того, чтобы коснуться Двери.

Я ору:

— Стоять! — И поскольку я идиотка, еще и думаю это.

Все замирают, каждый прилипает к месту. Только аватары тихо двигаются, глядя на меня с загадочным видом. Дверь рядом со мной говорит: Мы рады, что смогли сделать это для тебя.

О, боже мой, я устала от этого дерьма. Я осматриваюсь. Впереди есть Дверь, немного отличающаяся от остальных. Я подхожу к ней. Она выглядит так же, как другие, но пахнет совсем иначе.

— Привет, — говорю я.

Привет, Элли.

Я возвращаюсь к нашей группе и одного за другим подтаскиваю всех к Двери. Выстроив их как можно ближе к Двери, я мысленно командую: «Вперед!»

Все отлипают, как будто восковые фигуры оживают в музее. И я изо всех сил толкаю их в Дверь — она даже не хочет моей крови, она просто хочет меня — и сразу же иду за ними.

15

Мои колени подгибаются, и я падаю лицом вниз. Сначала мне кажется, что я свалилась с выступа.

Все, что я слышу, — это плач и вопли. Подо мной мусор, отбросы, это отвратительно, и я чувствую запах, потому что мое лицо уткнулось прямо туда. Весь этот мир воняет отбросами.

Под мусором люди, это люди, и они кричат, а передо мной — самьяза, и я тоже начинаю вопить точно как люди под мусором.

Люди обнаженные, они извиваются, и я с воплями отползаю назад как можно быстрее, назад, прямо в Райана.

Никогда больше, черт возьми, я не буду говорить «если мне повезет».

Львица прыгает передо мной, и, честно говоря, меня тошнит от символичности всего этого, мне хочется чего-то прямолинейного и простого, хотя бы однажды, Христа ради.

Я знаю, что он двигается, и знаю, что, наверное, мешаю ему, но не поднимаю головы от края пальто Райана. Я слышу хлюпающий звук.

— О, деточка… — Рокси становится на колени рядом со мной, сняв шляпу с головы и держа в руке бандану, она опускает солнечные очки мне на глаза, и все приглушается: вопли, вонь мусора — все.

— О, деточка — что? — спрашиваю я.