Соль и серебро

Его глаза… я просто… я не могу. Его глаза пытливо смотрят в мои, они обеспокоенные, молодые, старые, испуганные. Я киваю, и, поскольку не могу не вспоминать о шести годах, когда я хотела его, я касаюсь языком его ладони.

Он закрывает глаза и шумно втягивает воздух. Теперь я знаю: как бы его ни звали, ему это нравится.

– Хватит, влюбленные пташки, – говорит Рокси. – Вы думаете, мы не стоим на краю бездны?

Райан делает шаг назад.

– Сильнее, чем соль, – повторяет он и потом переводит взгляд на Рокси. – Это то, что надо оставить позади. Чтобы снова найти путь домой. Привязать нашу кровь к этому измерению солью, и тогда мы вернемся.

Рокси обдумывает эти слова и кивает:

– Хорошо. Мне это нравится. Но что мы возьмем с собой?

Если соль – ответ на вторую часть загадки, то… бьюсь об заклад, я знаю ответ на первую.

– Соль связывает, серебро исцеляет. Мы хотим исцелить Двери – сейчас они вышли из строя. Равновесие нарушено. Мы хотим исцелить все.

И в этот момент я думаю о Стэне. Хотя не произношу вслух. Он мешком лежит на полу там, где Джэксон оставил его съежившегося в комочек. Он выглядит так же, как в день, когда я с ним познакомилась, – двенадцатилетним, взъерошенным и веснушчатым.

И теперь он без сознания. И забыт. И укушен.

Мы исцелим все.

– Серебро, – говорю я теперь. – Мы возьмем с собой серебро.

Джэксон колеблется:

– Серебро пробуждает Двери-ищейки. Мы умрем.

Райан говорит:

– Только нечистое серебро, и мы все отмечены им, для начала, разве что ты заранее предусмотрел, чтобы все твои шрамы прижигались исключительно чистым серебром?

Все выглядят растерянными. Я лишь прижимаю руку к обожженному серебром животу. Райан продолжает:

– Но может быть, никто из нас не умрет. И как бы то ни было, считаю, что Элли права.

Хотя я, будучи бедной непосвященной дурочкой, благодарна за эти слова, я тем не менее хочу знать.

– Двери-ищейки?

– Прекрати задавать вопросы, – говорит Рокси. Она сужает глаза и смотрит на нас. – Нас пятеро. Думаю, что только один погибнет, не больше.

– Нас шестеро, – поправляю я ее. – Стэн тоже идет.

Она кривит лицо. Хотя это была ее идея, для нее он – зло.

– Значит, шестеро. Может быть, нам удастся уберечь одного из вас двоих. – Она говорит о крови.

Спасибо за напоминание.

Райан смотрит на меня. И отводит взгляд. Думаю, он тоже вспомнил. Отлично.

Я надеваю очки. Ничего не вижу, но плевать. Я здесь, чтобы развлекаться.

– Давайте сделаем это, – говорю я.

У Джэксона нож меньше, чем тесак Рокси, и он говорит, что нож чистый, так что я не сильно дергаюсь, когда он надрезает мой палец. Выступает кровь, и я посыпаю ее солью для «Маргариты» (крупная соль не так печет – вот какие вещи доводится узнавать), потом вытираю палец о стену зала. Ой, как жжет!

Когда он заканчивает делать порезы остальным и пока они делают отметины в этом измерении, я беру нож Джэксона и делаю надрез на пальце Стэна. Кто-то же должен это сделать. Ему тоже надо найти путь домой.

Его кровь темная и маслянистая.

Я вспоминаю вечеринку по случаю четырнадцатилетия Стэна. Мы ускользнули от детей, которых заставили пригласить его родители, и от «друзей семьи», которых родители позвали, чтобы было с кем посплетничать, и пили охлажденное малиновое вино у него в комнате. Он плакал и признался мне, что, кажется, ему нравятся мальчики. Позже я поддерживала его, когда он позвонил Аманде и сказал ей об этом. Секунду Аманда ничего не говорила, а потом засмеялась и начала перемывать косточки всем мальчикам в классе, с которыми, по ее мнению, ему следовало бы попробовать.

Я не хочу, чтобы Стэн умер.

– У нас есть серебро? – спрашивает Райан.

Рокси кивает и достает вещевой мешок, один из тех, что я помогала ей упаковывать. Она объяснила, что хочет оставить запас серебра перед Дверью, на случай если придется исцелять раны, которые мы можем получить в адских мирах. Мне кажется, с ее стороны это очень преждевременно – думать, что мы выберемся из Адов живыми. Она даже не называет их Ады – она зовет их «потусторонние миры».

Пока она копается в вещмешке, из основания Двери, извиваясь, вытягивается большое щупальце тьмы и осторожно обвивается вокруг щиколотки Рокси. Она протягивает руку и, я готова поклясться, гладит щупальце, перед тем как отодрать его от ноги.

Дверь хнычет. Их отношения очень, очень странные.

– Вот, – говорит Рокси, – серебро для всех.

Талисман на шнурке – моя опытная рука определяет, что это шелк, – который Рокси протягивает мне, – это анк, египетский крест. Я ощупываю его секунду. Он удивительный. Анк символизирует вечную жизнь, но я не спец в символизме. Так что, вместо того чтобы надеть его себе на шею, я надеваю его на Стэна. На мне и так уже шелковые трусы, не хватало только шелкового колье. И Стэну нужна вечная жизнь больше, чем мне. В этом измерении ему остался час, может быть, два максимум, перед тем как он навсегда превратится в оборотня. Зеленоватый гной больше не сочится из ранки, она размером с булавочный укол, но светится зеленым. Нехороший знак, совсем нехороший.