Соль неба

Посреди ночи вскакивал отец Константин с кровати, падал на колени перед Образом Богородицы, шептал сквозь слезы: «О Пресвятая Дево, Мати Господа Вышняго, Скоропослушная Заступница всех, к Тебе с верою прибегающих! Призри с высоты небесного величия Своего на мене непотребного, припадающего к иконе Твоей, услыши скоро смиренную молитву мене, грешнаго, и принеси к Сыну Своему: умоли Его, да озарит мрачную душу мою светом Божественной благодати Своей и очистит ум мой от помыслов суетных, да успокоит страждущее мое сердце и исцелит раны его, да вразумит мя на добрые дела и укрепит работати Ему со страхом, да простит вся содеянная мною злая, да избавит вечныя муки и не лишит Небесного Своего Царствия…»

И тотчас, то ли почувствовав неладное, то ли, услышав шум, прибегала Ариадна, стучала в дверь и, не дождавшись ответа, осторожно заглядывала…

Он не видел ее, но чувствовал – чувствовал! – ее тело. И от этих неведомых ощущений становилось ему совсем дурно, и он, не вставая с колен и лишь обернувшись, кричал ей что-то громкое и злобное, и Ариадна в испуге захлопывала дверь, а он снова поворачивался к Богоматери, ища спасения.

И так из ночи в ночь повторялось, из ночи в ночь… И лишь когда выздоровление стало очевидным, Ариадна перестала врываться в его комнату на шум.

А он ждал ее появления. И ругал себя за это ожидание. И снова ждал.

Отец Тимофей ни о чем не спрашивал, но все замечал.

Однажды за чаем вдруг сказал:

– Один бес одержал победу над человеком. А человек пошел к священнику и исповедал ему те грехи, о которых особенно сокрушался. Вернувшись же назад, человек спросил беса: «Скажи-ка мне, несчастный, что я сделал такого, за что должен быть твоим?» Отвечал ему бес: «Немного раньше я знал это, а теперь ничего не помню».

И замолчал настоятель.

– К чему вы мне это рассказали? – спросил отец Константин, прекрасно понимая, к чему.

Отец Тимофей только улыбался. А потом спросил сам себя:

– Если Бог всемогущ, то может ли он сделать бывшее небывшим? – И сам себе ответил: – Если прошлое будет раскаяно, тогда – да, может.

Сказал так и ушел к себе, как водится, не попрощавшись.

И снова молился Константин, вытирая слезы. И, зная прекрасно, что главное в молитве: рассеянность свою победить, отвлекался все равно, нет-нет да и поглядывал на дверь, где не появлялась Ариадна…

Не мог себя побороть человек. Вот ведь и понимал, что одержим бесом, что ставит свои желания выше всего самого святого, а поделать не мог ничего. Эгоистичное это, горделивое желание не погибало и не растворялось.

Уже начал отец Константин ходить на службу, и, казалось, что вошла жизнь в свою нормальную, естественную колею. Только почему-то чудилось ему, что та самая болезненная льдина внутри окончательно не растаяла и придет срок, наступят жизненные холода и снова начнет она расти и придет болезнь.

А может, присутствие Ариадны так на него действовало – кто ж разберет?

Костя Никонов в свое время решил отдать себя служению Богу потому, что только тут, в Храме, нашел он ясность и очевидность жизни. Неясности жизни и непонятности себя самого Константин боялся больше всего на свете. Сатана не дремлет.

И, когда человек неясный, сам для себя непонятный, лукавый рад его схватить, колеблющегося, да и привязать к себе…

Однажды ночью отец Константин внезапно проснулся: открыл глаза, будто кто-то невидимый дернул за ниточки, и они открылись.

Посреди комнаты стоял бес и улыбался.

– Изыди, сатана! – прошептал отец Константин.

Бес продолжал улыбаться. Смотрел внимательно, и, что самое страшное, по-доброму, отзывчиво глядел, ласково.

– Зачем ты лишаешь себя земных радостей и наслаждений? – спросил бес. Голос у него был красивый, приятный, располагающий к вниманию. – Никто ж не знает, как оно все дальше будет, правда? За жизнью земной? А вот оно – твое наслаждение – ходит прям тут, только и жаждет, чтобы его взяли…

– Изыди! – уже громче сказал отец Константин и схватил крест.

Бес улыбался дружески:

– Чего дуришь-то? Нелепость какая: мимо своего счастья идти. Нелепость полная! Ты и заболел-то зачем? Чтобы понять, как она необходима тебе, эта женщина. Ну, и бери, как говорится, раз дают.

Бес рассмеялся никаким не зловещим, а вполне себе компанейским, дружеским смехом.

Отец Константин, еще слабый после болезни, все же нашел в себе силы подняться и с крестом наперерез пошел на беса, повторяя:

– Изыди! Изыди!

– Ну и дурак, – вздохнул бес и, усмехнувшись, растворился в темноте, как не было.

Только собаки залаяли за окном тревожно, и снова наступила тишина.

Отец Константин, обессилев, рухнул на кровать.

«Что это было? Сон? Явь? Что?»

Посмотрел на дверь: не проснулась ли растревоженная Ариадна.

Дверь была закрыта. За ней угадывалась пустая, обесцвеченная темнота.

И отец Константин расстроился, что не проснулась Ариадна, что не возникла, горячая, на пороге комнаты. И еще пуще огорчился из-за своего расстройства, зарылся в одеяло и не заснул – провалился в темную бездну, не зная, какие еще испытания предложит она.