Соль неба

Отец Константин встал, молча поставил на стол одну рюмку.

Отец Тимофей, ни слова не говоря, поднялся, принес еще две рюмки и нарезанный сыр.

– Вы меня впервые видите, а уже не любите, – вздохнул Зинченко. Помолчал и добавил: – Понимаю.

Открыл бутылку, разлил по рюмкам, поднял свою.

Священники поднялись. Молча, одними губами, прочитали молитву.

Сели. Взяли рюмки.

Зинченко буркнул:

– За знакомство!

Чокнулись. Выпили. Молчали. Тишина висела в воздухе, как тугой шар, готовый вот-вот лопнуть.

Зинченко еще налил.

Отец Тимофей выпил не чокаясь, улыбнулся:

– Режьте сразу.

– Что резать? – не понял Зинченко.

– Что пришли резать – то и режьте, – не переставая улыбаться, сказал отец Тимофей.

Отец Константин смотрел на настоятеля удивленно. Страх, вольготно поселившийся в его душе, не высушил даже коньяк. Константин не мог понять спокойствия настоятеля, оно и удивляло, и раздражало его, как удивляет и раздражает любая человеческая самостоятельность.

Зинченко выпил еще рюмку и впервые улыбнулся. Улыбка у него получилась беспомощная и какая-то чужая – словно не ему принадлежавшая.

Олигарх вздохнул:

– Мне доложили… – Он закашлялся и поправился: – В смысле, рассказали про сына… Ну, про то, как он вел себя тут у вас… Он еще до меня не доехал, а я уже все знал… У меня информация хорошо поставлена. Потому что в наше время информация – это оружие, понимаете?..

– Конечно, – зачем-то поддакнул отец Константин. – Информация – оно конечно…

Зинченко посмотрел на него удивленно и продолжил:

– Вы меня, в общем, простите за сына. – Он еще налил, выпил и неожиданно обратился к священникам: – Мужики, простите, правда. Ума не приложу, как он таким вырос. Ей-богу… Простите… Наверное, времени на него мало тратил… Не знаю. Мать его родами умерла… Я, как деньги появились, роддом в Забавино построил по последнему слову медицинской науки и техники, как говорится… Ну, чтобы не было больше таких случаев… Не важно. Вроде все давал ему… Ну, Сеньке, сыну, то есть… Еще вот в честь отца своего его назвал, черт возьми… Извините… Не важно… Я Сеньке не отказывал никогда ни в чем… Жалел, понимаете? Без матери все-таки рос… Я вот не женился, хотя желающих…Не важно… Все боялся: сын решит, что я мать его предаю… Не, ну, всякое было, конечно, я, простите, не святой… Вот. Но не женился… И вот. А он так безобразничал в Храме… Стыдно… Вы простите… Ну, простите… Он вообще-то парень неплохой, Сенька… Добрый.

В прошлом году человека из реки вынул. Тот тонул, а Сенька вытащил. Чуть сам не утоп… И Клавка у него тоже неплохая. Дурная, конечно… Так в Забавино откуда других взять? Но добрая. Статная еще. Вы же видели? Вот. И так они вели себя непотребно. Извините меня. И сына тоже. Нашло что-то… Чушь какая-то… Он приедет еще извиняться. Но я решил сначала сам.

Медленная, ленивая тишина робко попробовала просочиться к людям, но отец Константин не позволил – сказал резко:

– Пороть надо было. Детей обязательно надо пороть. Без этого никак.

– Теперь уж поздно, – вздохнул отец Тимофей. – Теперь разговаривать надо. А как еще с взрослыми детьми быть? Разговаривать и молиться. Молиться вы не приучены. Остается разговор. Ибо сказано: «Если пшеничное зерно, пав в землю, не умрет, то останется одно, а если умрет, то принесет много плодов». Так и слова отцовские должны упасть в душу сына и мыслями благими прорасти.

– Где сказано? – не понял Зинченко.

– В Евангелии от Иоанна, – хором ответили священники.

– Хорошо сказано, красиво, образно, – серьезно сказал олигарх.

Альберт Семенович Зинченко привык доверять только себе – советов ничьих слушать не любил. В общении с людьми предпочитал отдавать распоряжения, и следить, чтобы выполнялись быстро и правильно; если медленно делалось и неверно – наказывал, никогда не выслушивая оправданий и объяснений.

Сейчас Зинченко с трудом заставлял себя слушать людей, которые имели смелость учить его. И из-за всех сил старался не раздражаться на их слова.

Однако увидев, что отец Константин хочет еще что-то добавить, Зинченко поспешно заговорил сам:

– И еще. В общем… деньги хотел на Храм дать. Вам же, наверное, денег не хватает? В Забавино вообще всем денег не хватает. Как и во всей стране…

Гневно посмотрел на олигарха отец Константин и произнес тихо, словно сквозь зубы:

– Откупиться хотите за безобразие сына?

– Зачем вы так? – Зинченко еще налил и еще выпил. – Как в таких делах откупиться? Что вы?.. При чем тут?.. Я давно хотел… Как узнал, что Храм заработал – хотел. Храм в городе – это хорошо. Правильно. Должно же в городе святое место быть. Обязательно. Просто как-то все времени не хватало. – Зинченко замолчал, будто пытаясь ухватить какую-то важную мысль, снующую в голове. – Отчего-то времени в жизни на самое главное всегда и не хватает. Вроде и не трачу его зря. Вроде на полезное расходую. А на самое главное не хватает. Почему так?

Отец Тимофей встал, прошелся по кухне, выпил воды из чайника.