Соль неба

С уважением, страхом и завистью забавинцы называли Альберта Семеновича Зинченко олигархом. Жители города точно не знали, что означает это недавно появившееся и от того казавшееся немного волшебным слово. Но оно каким-то необъяснимым образом вызывало именно это: уважение, страх и зависть.

Каждый забавинец с детства знал, что люди бывают очень бедные – это те, кому не на что купить водки супругу, туфли супруге и портфель на первое сентября ребенку; просто бедные (таких было большинство жителей города) – это те, кто, в принципе, может себе позволить купить водки мужу, туфли жене и портфель на первое сентября ребенку, но будет при этом переживать, страдать и в дальнейшем экономить; зажиточные – это те, кто может все это приобрести в любой момент, переживать не станет, но все-таки немножко поэкономят для самоуспокоения, потому что не до конца верят в долгосрочность своей зажиточности; богатые – такие, которые пьют коньяк, виски, дорогую нерусскую водку и вообще не помнят, что именно они покупали; очень богатые, чья марсиански неведомая жизнь являлась абсолютно недоступной, категорически неясной, а потому вовсе не поддавалась анализу…

И вот сверху этой пирамиды, выше очень богатых, то есть практически в небесах, находился единственный в Забавино олигарх Альберт Семенович Зинченко, чья жизнь представлялась настолько невероятной и сказочной, что иногда в головы забавинцев закрадывалось сомнение: а жизнь ли это или некое принципиально иное существование, которое этим простым словом и не назвать…

Никто точно не знал, как именно олигарх Зинченко зарабатывает деньги, поэтому забавинцами было решено, что он зарабатывает деньги всем. Альберту Семеновичу приписывали владение сетью местных супермаркетов «Дружок», сетью аптек «Будь здоров!», а также двух торговых центров и, разумеется, третьего, который строился… Те из жителей города, которые обладали большими знаниями политических реалий и большей фантазией (как правило, это были одни и те же люди), убеждали забавинцев, что Зинченко владеет несколькими нефтяными скважинами (одна из которых находится где-то в Африке) и, разумеется, всеми бензоколонками в округе. Забавинцы верили. Потому что верить в то, что бензоколонками владеет пусть и олигарх, но человек местный, было еще приятней, возвышающе и, если угодно, патриотичней, нежели приписывать ему всего лишь торговые центры.

Альберт Семенович почти никогда не давал интервью, не выступал на местном телевидении и даже не ходил на первомайские демонстрации, которые Дорожный, к радости местных жителей, не отменил.

Он был почти нереален, но всемогущ, что делало Зинченко в глазах забавинцев почти Богом…

Ходили слухи, что именно Зинченко построил в Забавино новый родильный дом. Поговаривали, что даже можно записаться к нему на прием, попросить о помощи и, что казалось совсем уж невероятным, эту помощь получить. Правда, никто никогда не встречал людей, которым помог Зинченко, но даже, пусть и туманная, но все-таки возможность записаться к олигарху на прием лично делала Бога более доступным и близким.

И вот двадцатипятилетний сын олигарха, Семен Зинченко, решил венчаться.

У его избранницы по имени Клава все было длинным: длинные ноги, длинное туловище, длинные руки, длинные белые волосы и даже голос ее казался бесконечно длинным, не знающим препятствий и проникающим всюду.

Сам олигарх на венчание сына почему-то не пришел. Вообще гостей собралось немного, могло даже показаться, что охраны поболее будет, чем гостей. Охранники выделялись не только одинаковостью костюмов и галстуков, но и одинаковостью трезвых, внимательных взглядов. Трезвыми в этой компании оставались лишь те, кому нельзя было пьянеть по долгу службы. Остальные не могли, да и не хотели отказывать себе в этом традиционном, но от этого не менее прекрасном свадебном удовольствии.

Машины остановились, чуть не доехав до церковного двора. Двери автомобилей были раскрыты – музыка грохотала, казалось, на все Забавино. Подвыпившие гости плясали и орали то, что им казалось смешным и остроумным.

Ариадна тихо пригласила молодых в Храм. Ее не услышали. Она повторила, не повышая голос. Ее снова не заметили.

Тогда она, не говоря ни слова, подошла к одному из автомобилей и с силой захлопнула дверь.

– Дома так холодильником хлопай, – вылетел к ней навстречу водитель. Уже покрылось румянцем его лицо, и рот с выбитым зубом уже открылся для произнесения иных, куда более неприятных слов.

Однако младший Зинченко жестом остановил его и, не выпуская из рук бутылки шампанского, направился к Храму.

Вход в церковь ему перегородил отец Константин. Он ничего не говорил, просто стоял в дверях и смотрел. Никто и никогда не смел смотреть на Семена Зинченко таким взглядом, одновременно полным пренебрежения и злобы.

Скорее по привычке, чем соображая, что делает, Семен схватил бутылку за горлышко. Взгляд священника не изменился. Самым неприятным для жениха было то, что он не видел этот взгляд, а только чувствовал его – поднять глаза младший Зинченко почему-то не мог.