Соль под кожей. Том второй (СИ)

Проверяю телефон дальше и не без удивления нахожу в единственном установленном мессенджере около двух десятков файлов, которые Андрей успел ей переслать. Сначала я думаю, что это только документы о сделке с Авдеевым, но, блин, нет.

Он, видимо, слил ей вообще все, до чего имел доступ: финансовая документация, счета, расходы и доходы по всем связанным дочерним фирмам. Некоторые документы я вообще впервые вижу, хотя старый боров дал мне довольно широкие полномочия на момент, пока я составляла и схему для отмыва бабла. Но то, что Андрей скинул мамаше — это просто…

У меня в голове вертится одна из тех фразочек, которые я пару раз слышала от Данте — в те моменты, когда он был чем-то крайне расстроен. Хотя в моем случая я нахожусь в состоянии крайнего офигевания от происходящего. То есть, пока Завольский-старший там из кожи вон лезет — так старается спрятать все свои «левые» счета и махинации, его собственный сынок за здорово живешь сливает все это добро буквально во всеобщее пользование. Хотя, справедливости ради, его жадная мамаша вряд ли станет бегать и размахивать ими на каждом шагу.

Меня отвлекает возня за дверью. Черт, Андрей все-таки проснулся?!

У меня есть буквально пара минут, чтобы придумать, что со всем этим делать.

Вбиваю в его мессенджер свое запасное имя, пересылаю туда сразу все файлы (потом разберусь, что уже видела, а что — нет) и быстро удаляю все следы этой маленькой махинации. Слава богу, в наше время хороших мессенджеров, такие махинации можно проворачивать вообще не оставляя следов.

Быстро принимаю душ, подсушиваю волосы, натягиваю теплый балахонистый спортивный костюм и спускаюсь вниз. Сейчас меня спасет только хорошая доза кофеина.

Но пока я заправляю кофемашину, в кухне материализуется Сергей.

Я чувствую его приближение до того, как он заходит. Нутром, как зверь, который уже однажды почувствовал на своей шкуре клыки этого хищника и теперь всегда на стрёме.

— Доброе утро, — здоровается Наратов, занимая место где-то у меня за спиной.

— Доброе. — Намеренно даже не поворачиваю голову в его сторону, хотя «затылком» вижу, что он заявился в одних штанах и топлес. — Тут на две чашки, на тебя сварить?

— Ты просто спасительница, — с преувеличенным облегчением стонет он. — У меня зверски раскалывается голова.

С гораздо большим удовольствием я заварила бы ему большую чашку горячей смолы, но время для такого удовольствия еще не наступило. А чтобы поскорее его приблизить. Сейчас мне нужно быть приветливой, милой и позволить этому придурку думать, что он может «поиграть» со мной в свои игры. Он же не просто так с первого дня знакомства делает все возможное, чтобы не исчезать с горизонта моей жизни.

Когда кофе готово, я поворачиваюсь и ставлю перед Сергеем его чашку, а сама возвращаюсь к столу.

— Пить надо меньше, надо меньше пить, — скороговоркой цитирую всем известное старое кино, когда Наратов, сделав глоток, снова морщится и прикладывает в писку кулак.

— Ты вообще видела моего тестя? Его невозможно перепить.

— Ну, можно просто не начинать.

— Не все из нас могут позволить себе роскошь жить своей своей жизнью. — Он в который раз проходится по мне взглядом. — Иногда нужно просто делать некоторые вещи. Потому что так принято. Потому что лучше один раз помучиться от похмелья, чем потом десять раз услышать, какой ты гандон. Прошу прощения.

Последнюю фразу Сергей добавляет уже с типа_интеллегентным видом. Его любимая маска — казаться хорошим начитанным и правильным, но иногда обиженным жизнью. Так просто и примитивно, но все почему-то ведутся на это дерьмо. Включая моего отца, который редко ошибался в людях. Именно поэтому я поклялась себе ни при каких обстоятельствах больше никогда не верить Сергею. Потому что Наратов всегда врет, а если Наратов вдруг не врет — нужно проверить, дышит ли он.

Я достаю из холодильника банку пива, мысленно собираю волю в кулак и подхожу к Сергею достаточно близко, чтобы убрать в сторону его руку и приложить к его лбу прохладную банку. Он на мгновение жмурится, а потом снова открывает глаза глядя на меня снизу вверх взглядом, в котором нет почти ничего, кроме откровенной похоти.

— Не представляю, чтобы Илона проявила такое же понимание, — как будто шутит, но одновременно и всерьез, сетует Наратов.

— Возможно, она просто видит это гораздо чаще чем я.

— Слушай, малыш, ну ты уж алкаша из меня-то не делай.

Вот оно. Первый шаг, как будто абсолютно естественный и даже уместный.

Малыш.

Одно слово, сказанное как будто между делом, для связки.

Но он первый раз прощупывает мои личные границы. Если я сделаю замечание или начну возмущенно брызгать слюной, Наратов просто спишет все на свое похмелье или скажет, что еще толком не проснулся. Или придумает любую другую отговорку, которых у него всегда полный рот. Но любую другую мою, даже нейтральную реакцию, посчитает за приглашение к действию.

Ладно, сукин ты сын.