Ползу вперед, слышу: впереди шумит речка. На той стороне кусты. Ширина речки метров восемь. Я уже на берегу. Вглядываюсь в кусты на той стороне и только теперь замечаю, что у самой воды сидит здоровенный фашист. Носатый, на голове фуражка с кокардой на черном околыше — артиллерист. Мне показалось, он оцепенел, всадив в меня взгляд, и только через несколько мгновений потянулся рукой к кусту, подле которого стояли ведра и лежал автомат.
Как же быть? Через прорезь прицела отчетливо вижу волосатую переносицу фашиста, но выстрелить — значит сорвать всю операцию. Тем временем враг вдруг дернулся с места, однако ботинки подвели его, скользнули по мокрому валуну и он съехал в воду. Справа кто-то тигром обрушился на фашиста и не дал ему всплеснуть руками. Тот тихо погрузился в воду вниз головой. Лишь помятая фуражка всплыла и, покачиваясь на волнах, удалялась от хозяина по течению.
Проводив взглядом фуражку, я только теперь разглядел, кто выручил меня. Терьяков! Он сидел на том берегу и чутко прислушивался к тишине белой ночи.
— Почему заминка? — строго спросил проползавший мимо меня младший лейтенант Иванов. Потом увидел фуражку, плывшую по речке, понял, махнул рукой: — Вперед!
Перебираемся через речку на перекате вброд.
У подошвы высоты опять заминка. Пограничники, затая дыхание, смотрели в зелень березняка, где возвышались замаскированные пожелтевшим дерном две землянки. А чуть поодаль, будто приклеенный к громадному валуну, ютился дощатый домик.
Из ближней землянки вышли двое. Один длинноногий, сутуловатый, с подсумками на поясе. Второй пониже. Поверх мундира у второго пестрел белый засаленный передник. Враги перешли во вторую землянку. Вслед за ними туда бесшумно ворвались четверо наших. Прошла всего лишь минута, и эти две землянки, дощатый домик стали нашим исходным пунктом для решения основной задачи. Теперь уж нам никто не мешал.
Появился Козюберда и с ним два разведчика. Он послал их вперед:
— Снять часовых!
Строго посмотрев на нас, он, будто спохватившись, торопливо заговорил:
— Спешить надо, друзья, спешить!
На косогоре в редком вырубленном лесу десятка полтора землянок. Недалеко от них в ельнике находились, по данным разведки, склады продовольствия и боеприпасов. Вот наш объект. Мы окружили его, перерезали телефонные провода. Каждой группе досталась одна землянка или склад.
Стояла чуткая тишина.
Перед «своей» землянкой я закинул винтовку за спину и взял в руку лопатку. В помещении ею удобнее действовать.
Дверь землянки по-кошачьи взвизгнула. Показался человек в нижнем белье. Поддерживая кальсоны, он спешил в сторонку, затем вернулся.
— Не спят? — прошептал кто-то за моей спиной.
— Ворвемся разом, — ответил я и одним махом оказался возле распахнутой двери.
В землянке за квадратным столом четверо играли в карты. «М-ма, вставай!» — зазвучал в моих ушах голос мальчика. Швыряю связку гранат — не ходите с оружием на чужую землю! — и, падая, закрываю дверь. Глухой взрыв тряхнул землянку. Дверь я подпер ногами, однако она все же отвалилась.
Вскочив, ныряю в землянку. За мной влетели трое: Терьяков, Дорошенко с трофейными автоматами и связной Богачева — молоденький ефрейтор с карабином.
На нарах под одеялами что-то еще ворочалось. Может быть, кто-то механически тянулся к оружию, но поздно… Чад, дым, духота. Собрав уцелевшее в пирамиде оружие, Терьяков и Дорошенко вышли из землянки.
Связной ефрейтор взял меня за рукав и указал на валявшегося под нарами фашиста.
— Планшет надо содрать, может, документы какие важные в нем. Покойному-то они зачем?
Тут-то и произошла неожиданность. «Убитый» вскочил, ударил ефрейтора в живот ножом и, вытаращив рысьи глаза, подбирался ко мне. Теперь землянка казалась мне тесной. Винтовка за спиной, лопатку я уже успел убрать. Расстегиваю чехол, чтобы достать лопатку, и в то же время слежу за глазами врага, они, глаза, должны выдать мне его план… Он так же зорко следит за мной. Моя лопатка зацепилась за каску, висевшую на столбе, и плашмя опустилась на острие ножа. Падаю и стараюсь придавить руку с ножом. Колени врага больно уперлись в мой живот. Сейчас будет толчок и… Нет, не сдам, этот прием я знаю. «Не оплошай, Федька! Не оплошай!» — вспомнились слова друзей на тренировках по самообороне.
— Убей его, Василич! — в бреду просил ефрейтор. — Уб-е-ей!..
Опережая толчок врага, я сам отскочил к стенке. Фашист молотил ногами воздух, в моей правой руке лопата, в левой — каска, как щит от удара ножом. Бью фашиста по ногам, затем, дотянувшись, ударяю по голове, и тот обмяк, распластался на полу.
Поединок был недолгим. Длился минуту, не больше, но мне казалось — прошел целый час.
Слышу знакомый голос:
— Васильев, чего застрял. Уходим. Быстрей.
— Ефрейтора, связного ефрейтора ранили, — доложил я. — Не успел защитить…
Терьяков поднял раненого. Я отыскал нож, отбитый у врага, и, схватив лопатку, замахнулся, но, глянув в мутные глаза мертвеца, с размаху всадил лопатку обратно в чехол. Готов!
Выходим из землянки. Мелкие группы, выполнив задание, собирались на скате высоты.
— Кого ранили? — торопливо осведомился Богачев.