Солдат Берии. 1418 дней в рядах войск НКВД по охране тыла Красной Армии

Я не верю в мифы, потому что стою на земле. Под ногами скрипит снег, искристый, с разливом розовых красок. Вижу окровавленные клубки бинтов, лица убитых, расщепленные снарядами деревья. И все это мне представляется очагом того костра, который воспламенил небо: мы отразили натиск врага. Всплески именно такого северного сияния на земле советского Заполярья помогут и Ленинграду и Москве выстоять и победить надвигающийся мрак. И я по-солдатски горжусь, что успехи воинов 14-й армии, кровь моих боевых товарищей, погибших сегодня, — не холодные искры красок северного неба, а частица жаркого пламени, которое испепелит, врага на нашей земле.

Второе зрение

На тридцать девятом километре шоссейной дороги Мурманск — Петсамо разместилась база снабжения и отдыха пограничников. Наш батальон отвели сюда на доукомплектование.

Впервые за многие месяцы мы увидели над головой крышу. Это были землянки с бревенчатыми потолками, с нарами, железными печками. Даже зайти в такую землянку хоть на минутку было для нас блаженством.

У южного подножия высоты на берегу небольшого ручейка, который не замерзал и зимой, размещался клуб — землянка метров пятнадцать длины и метров восемь ширины. Здесь, в этом клубе, состоялось партийное собрание батальона. Перед собранием стало известно, что к нам прибыло пополнение — 50 человек. Их привел бывший начальник нашей заставы Лужин, теперь уже капитан. И хотя собрание началось с разбора заявления о приеме в партию, все знали, что основной разговор пойдет о работе с молодым пополнением, об использовании в этих целях опыта действий батальона и о подготовке к выполнению новых боевых задач.

Однако и первый вопрос — прием в партию — вызвал обостренный интерес. Разбиралось заявление Якова Никеева, в анкете которого, к моему удивлению, значилось: «Был осужден на три года за аварию автомашины и нарушение правил уличного движения, освобожден досрочно».

Впервые я с ним познакомился, когда он отвозил меня на мотоцикле в Мурманск, затем ходил с ним в атаку на Большой Западной Лице, видел его в суровых схватках с врагом по ту сторону фронта. Находчивый и отважный воин, но вот такое пятно в анкете… Хорошо, если это пятно не оставило своего темного отпечатка в душе. Едва ли: суд, тюрьма — не бальзам. Как тут быть?

— Позвольте! — выкрикнул кто-то. — Вопрос к товарищу комиссару. Чего ж получается, в анкете у Никеева написано — срок отбывал, а его в партию. Тогда, выходит дело, и в лагерях можно вступать в партию?

В зале загудели:

— Верно! Коммунист должен быть без пятнышка!

Комиссар батальона старший политрук А. И. Шинкаренко поднялся, расправил свои не очень широкие плечи, нахмурился — широкие брови сомкнулись над переносьем. Все ждали, что комиссар будет отвечать на вопрос, а он, повернувшись к Никееву, спросил:

— Как вы, товарищ Никеев, смотрите на свою готовность к вступлению в партию? Коммунисты батальона хотят знать вашу оценку своей жизни в прошлом и ваше понимание сегодняшних событий.

— Пусть подробнее расскажет свою биографию…

Никеев прошел к столу, постоял, подумал и, дождавшись тишины, заговорил:

— Если после такой войны вернусь домой, то хочу, чтобы люди не поворачивались ко мне спиной. До двадцать первого июня сорок первого года не было у меня никакой биографии. Она начинается здесь. Как она началась — вы сами видите. И смотрю я, товарищ комиссар, на свою готовность к вступлению в партию так: коммунисты в бою не робеют перед врагом, они выполняют волю партии, народа, приказы командования без нытья и жалоб на трудности. Я хочу верить в победу так, как верят они. Моя Родина в опасности, и я не хочу быть в стороне от борьбы за ее честь и независимость, хочу быть в первых рядах ее защитников. Теперь это моя заветная мечта, цель жизни. Прошлое у меня с темным пятном, не скрываю, а на будущее смотрю вот с этих позиций. Считайте это моим вторым зрением…

Второе зрение. Эти слова Никеева заставили задуматься. Да, война — это испытание огнем, это жестокие схватки, когда забывается все, кроме одного — победить врага! Появляется действительно второе зрение, его можно назвать солдатским.

Эти слова понравились и майору Ф. А. Михайлову, что принял наш 181-й батальон на Мотовской высоте, заменив Романычева, отозванного в штаб пограничных войск на новую должность с повышением. Он зачитал выписку из постановления Военного совета Карельского фронта о том, что в соответствии с Указом Президиума Верховного Совета СССР снимается судимость с группы бойцов, отличившихся в боях с фашистскими захватчиками, в том числе с Никеева Якова Кузьмича.

— Думаю, — сказал в заключение комбат, — нет надобности разъяснять смысл этого Указа…

Яков Никеев был принят кандидатом в члены партии единогласно. И мы не ошиблись. Никеев всегда показывал достойный пример исполнения партийного и солдатского долга. В октябре 1944 года в боях за освобождение Печенги он был ранен.