Развели костер — сигнал для пограничников 82-го отряда, с которыми должны встретиться. Дым почти вертикально полз вверх. Все мы сели вокруг костра, развязали вещмешки, готовимся к ужину.
— Отставить! — скомандовал Дорошенко. — Васильеву проверить дозор, остальным… О чем говорил капитан?
Меня догнал Белокуров.
— Василь, вернись, скажи отделенному: может, не надо.
— Чего не надо?
— Подворотнички менять ребятам. Морозище-то, у-ух, да и дикость кругом. Сюда человек, видно, не заходит, а враги быть могут — оплошность получится. И этого новенького Метелкина жаль, слабоват, кашель подхватит.
— Приказы не обсуждаются, — резковато ответил я. Молча мы навестили Новоселова в дозоре и вернулись к костру. Белокуров от удивления раскрыл рот: Метелкин придвинулся к огню и в одной нательной рубахе с накинутым на плечи полушубком проворно ковырял иголкой по белой ленте подворотничка.
Бойцы у костра будто не замечали этого. Одни сушили валенки, держа их поближе к огню, другие растирали в котелках гороховые концентраты.
Волков не менял подворотничка, самодовольно посасывал козью ножку.
— Тебя не касается? — будто ненароком обронил я, поглядывая на него.
— Какое твое дело, — огрызнулся он, — не строй из себя полковника, пусть командир скажет.
— Капитан тебе давал приказ! — возмутился Мутовилин.
Не встретив сочувствия, Волков сдернул с себя полушубок и гимнастерку.
Откуда у него столько злости и почему он в эти дни стал такой — трудно было понять.
После ужина Дорошенко назначил в разведку Липаева, Мутовилина и Волкова с заданием: пройти озеро вдоль, тщательно просмотреть, нет ли следов «гостей».
Вскоре разведка вернулась. Липаев сообщил, что повстречались с нарядом 82-го отряда. Его бойцы тоже ищут следы чужаков, но пока ничего не обнаружили.
Налетел буран. Почти шесть часов он бушевал над нами, заровняв наш ночлег толстым сугробом. Но когда мы выбрались из-под снега, в небе снова засияли звезды. Мы тронулись дальше по условленному маршруту.
Вдруг идущий впереди остановился.
— Лыжня, товарищи…
Новоселов осветил ее спичкой, поковырял пальцем.
— Слышь, Федя, лыжня-то не наша: паз квадратный. Недавно прошли, след еще обледенеть не успел.
И сразу все насторожились, ожидая решения командира, только Волков почему-то раскашлялся.
— Простыл, перевяжи горло платком, — подсказал ему Белокуров.
Торопливо идем по неизвестной лыжне. Я зорко всматриваюсь во все окружающие предметы, они кажутся таинственными, будто прячут тех, кого мы спешим разыскать. Перебегаем занесенную сугробами лощину. Бежать тяжеловато, спина потеет, а на воротнике полушубка намерзают сосульки, давят на подбородок.
Лыжня пересекла еще одну маленькую лощинку и круто свернула в лес. В гуще еловых деревьев мелькнул свет костра. Лучи его разбежались красными узкими полосами по полянке, но тут же погасли, а в лесной тьме то там, то здесь, словно жадные волчьи глаза, засверкали огоньки. Над головой запели «пчелки», выпущенные из «шмайсера».
— Окружай! — приказал Дорошенко и первым выстрелил.
Разделяемся на две группы. Я с четырьмя бойцами пробираюсь вправо. Остальные пошли влево в самую гущу леса. Сколько здесь врагов — никто из нас не знает.
Стреляю наугад. Определяю противника по вспышкам. Но вот в полумраке леса замечаю: от дерева к дереву перебегают люди.
Вдруг в двух шагах от меня раздирающе крикнул Белокуров:
— Стой!..
Тот, кому крикнул он, отскочил к дереву, и тотчас же оттуда сверкнули огненные струи.
Вместе с Белокуровым всаживаю пулю за пулей в дерево, рассчитывая, что за деревом пуля достанет врага. Вижу — от дерева оторвалась тень. Медленно оседая на снег, она растянулась, замерла. Справа ко мне подбежал Новоселов.
— Идут еще двое, сзади…
Не успел я развернуться, как сзади треснула очередь. Цепочка цветных звездочек, сшибая ветки, просвистела по лесу. Меж деревьев, совсем недалеко от нас, стреляя из автоматов, бежали двое.
— Хальт! — вскричал Новоселов.
В ответ автоматная очередь.
Новоселов, спрятавшись за корявую ель, швырнул гранату. Стукнул взрыв. Секунда ослепительного света, затем сплошная темень. Масса сбитого взрывом с веток деревьев снега легкой белесой пылью закружилась над нами.
— Может, свои? — спросил я Новоселова.
— Какие тут сомнения, — ответил он. — У наших трехлинейки.
Бой в лесу ночью, тем более внезапный, напоминает игру в прятки. Противники стараются обнаружить и уничтожить друг друга, при этом каждый выдает себя сверканием огонька выстрела. Сознание подсказывает — надо менять свои позиции, менять как можно быстрее. И мы с Новоселовым делаем перебежки. Но какое-то время не видим никого кругом. Где враг: сзади, сбоку, спереди? Где Белокуров? Куда исчез Волков?
Но вот далеко от нас справа возобновилась пальба и тотчас же оборвалась. Спешим на звуки стрельбы. Попадаем на свежую лыжню Белокурова, рядом с ней петляет другая. Решаем догнать. Километров пять мы колесили по лесу. Затем, обогнув небольшую высотку, круто повернули на запад, вышли на старый след.
— Не могу больше, Федька, сердце разрывается, — тяжело дыша, сознался Новоселов. — Давно бежим, отдохнуть надо.
— Крепись!