Солдат императора

Шлем «штурмхауб» с подъемным козырьком и подвижным подбородником, застегивавшимся поверх воротника горжета. А вот ноги были прикрыты только выше колен пластинчатыми набедренниками, которые крепились к подолу кирасы. Ну и конечно, между набедренниками красовался стальной, очень мужественный гульф, или, как его называли в этих местах «латц». Он превосходно защищал пах и своим задорным видом всегда напоминал о постоянной и полной боеготовности его обладателя. Во всех отношениях.

Дьявольщина, но, напялив все это, я сам собой невольно залюбовался. Настоящий демон войны! К доспеху в придачу полагался дублет из двух слоев бычьей кожи, покрытый неизменными для ландскнехтов многочисленными разрезами. И кожаный провощенный мешок, в котором его было удобно хранить и переносить. Кажется, я начинал обживаться и превращался в настоящего вояку. Женатого на алебарде и имеющего в любовницах собственную шпагу. Шутка.

Нагулянный с таким трудом аппетит я ублажал в кантине. Группа огромных навесов и шатров с установленными внутри столами и скамьями.

Это же надо подумать! С утра маковой росинки во рту не было… если, конечно, не считать таковой кружку пива в таверне. На ужин собралась развеселая компания из разных рот, в том числе и из нашей. Все бы хорошо, приличный шмат копченой оленины, кусок ароматного, только из печи хлеба, кусок сыра, но, кажется, здесь совершенно не употребляли воды. Её благополучно заменяли пиво и вино. Все понятно, антисанитария, но нельзя же утолять естественную жажду организма одним только спиртным!

— Эй, новенький! Как там тебя? — давай к нам! — прошу любить и жаловать, это мой ротмистр Курт Вассер, тот самый, что давеча на походе так ловко подначивал кровожадного Ральфа, по фамилии, кажется, Краузе.

— Меня зовут Пауль, — подсказал я, усаживаясь рядом.

— Да ладно, не бери к сердцу, у меня таких как ты целая сотня, поди всех запомни. А главное, — ротмистр наставительно поднял палец, — зачем? Все равно из двадцати двух сопляков, что пригнали в мою любимую роту, из похода вернется, дай Бог, десяток! Вот их то я точно запомню!

— Ты смотри, — вставил один из ландскнехтов, я не помнил его имени, хотя он происходил из того отряда, что оказывал мне гостеприимство в корчме «Герб Эрбаха», — ты смотри, — повторил он, — а парень-то становится человеком понемногу. Дублет, бычья кожа, красота! Тебе бы еще шляпу с пером, будешь совсем как солдат! — у этого-то суконный берет украшало щегольское перо, кажется, фазанье.

— Хватит уже, а? — встрял третий из соседней роты, — давай, кто пожрал, пойдем девок найдем? А то скучно, — на призыв откликнулись сразу три голоса с разных концов стола:

— Отцепись, дай похавать.

— Попожжа.

— Ха, помнишь, как французский насморк мышьяком травил, а?

— Ладно вам, как же без девок! Подумаешь, насморк, один хрен скоро помирать! — идея раскрепоститься сексуально, видимо, накрепко засела в голове солдата.

— Девки — это хорошо, — согласился ротмистр, — да только завтра подъем ранний — полковая маршировка!

— А чего сразу помирать-то, — задал я наводящий вопрос, жуя мясо, кстати, отменно прокопченное, но очень жёсткое.

— Так ведь война, паря! — ответствовал ротмистр.

— Это понятно, так ведь не первый раз, авось пронесет! — подначил я.

— Э-э-э, война войне рознь, — он почесал бороду, задумчиво рыгнул и пустился в долгожданные пояснения: — ты, парень, в войсках впервые, на войне не бывал, ведь так? — и получив утвердительный кивок, что, мол, точно, не бывал, продолжил, — война разная бывает. Иной раз от хвори какой или обычной дристотни на походе народу больше дохнет чем от вражеских пик. Все бы ничего, но нынче нас ждут швейцарцы, а значит быть Плохой Войне, — офицер сделал такое лицо при этих словах, что иначе, чем с заглавной буквы их было не воспроизвести: Плохая Война!