Утро встретило меня умеренной сухостью полости рта и удивительным отсутствием головной боли. Я подавил инстинктивное желание похмелиться, а затем выдул полкувшина холодной воды. Огляделся, потер щеку – наткнулся на изрядную щетину. Провел ладонью по затылку – обнаружил поросль с палец толщиной.
Дальнейший осмотр меня в восторг не привел.
До чего дожил: напился, причем в одиночестве, а голова даже не болит, значит, организм отравой достаточно пропитался и больше не протестует; спал в одежде, так что теперь весь мятый и жеваный, как из лошадиной задницы. Ворот и обшлага рубахи засаленные и серые от грязи.
«Какая гадость», – подумал я и разделся. Стало еще хуже, ведь глаза мои против воли увидели, как колыхнулось мощное пузо, начисто скрывшее завязки на брэ[82]
. Пора было что-то менять.– Га-а-анс! – заорал я. – Га-а-анс! – Не помогло. Тогда я пинком раскрыл двери и вышел в коридор, набрал побольше воздуха в грудь и проревел: – Ганс, твою мать, быстро поднялся ко мне!
Послышался скрип ступенек, шаркающие шаги, и появился мой старый слуга, несколько удивленный столь бурным проявлением чувств, на которые я дома всегда скупился.
Изумление ясно рисовалось на его бородатой физиономии и, кажется, даже в хромающей походке, что вдруг стала менее расхлябанной. Бывалый солдат у него внутри услышал командный тон и сразу подобрался, решил я.
– Ганс, топи печь и нагрей воды. Принеси мыла, щетку, помазок, бритву и все, что положено. Пошли Грету за молоком. Что у нас на обед? Пускай Грета приготовит вареной курятины и бульон. Никакой свинины и вообще ничего жирного. Вопросы? Исполнять. Кругом марш.
Пока ваш скромный повествователь «брал ванну» и брился, на ум пришла нехорошая мыслишка. А именно: заноза в душе после вчерашнего откровенного разговора с Хаэльгмундом никуда не исчезла.
Более того, внезапный сеанс связи прочно и органично вплелся очередным звеном в длинную цепочку предупреждений, или, как я их называл, «звоночков».
Оказывается, лишний год на этой гадкой планетке – не все новости и перемены, которые ждут меня в ближайшем будущем. Ну что же, остается взять на заметку, ждать и готовиться, ведь интуиции я привык доверять. Хотя к чему именно готовиться, я так и не придумал.
Готовился непонятно к чему я знатно.
Ближайшие два месяца были посвящены трезвости, постной пище и активным физическим нагрузкам. Утром я седлал коня и катался до завтрака. Завтрак состоял из двух-трех вареных яиц, изрядного пучка зелени и куска черного хлеба. После я тягал гири в зале, кидал тяжеленные мешки с опилками и молотил чучела самой большой тренировочной булавой из своего арсенала.
Местное фехтовальное братство впервые за много лет получило меня не в качестве собутыльника, а в качестве спарринг-партнера.
Ученики стонали. Я делал все, что делали они, и еще больше, заставляя не отставать. После чего нещадно поколачивал посредством мечей, шпаг, кинжалов или просто палок.
– Почему я фехтую лучше тебя? – следовал обычный вопрос, а когда юноша несчастно тряс головенкой на тонкой шее, всем своим видом показывая, что не знает, следовал такой же типовой ответ: – Потому, что ты, свинья, мало занимаешься!
Обед состоял из пары вареных куриных грудок самого диетического свойства, бульона и неизменной зелени, которую я люто ненавидел, но не прекращал пожирать.
«Леопарды сена не едят», – так говаривал Фрундсберг, и я с ним совершенно солидарен. Но что делать, если леопард престал помещаться в кирасу?
С наступлением темноты я не кушал вовсе.
А на пиво даже не смотрел. Грета готовила мне морсы и компоты, а также приносила молочко от крестьянской коровки.
Пузо, на которое в основном и была нацелена вся эта вакханалия здорового образа жизни, мужественно сопротивлялось. Но упорство как свойство моей натуры взяло свое, и примерно через месяц оно заколебалось и стало отступать. Черт возьми, я со швейцарцами стоял грудь в грудь, так неужели меня сможет одолеть собственный живот?
Грета, повинуясь материнскому инстинкту, завела новую песню: «Господи, что же вы делаете с собой? Как мальчишка, право! Как же вы исхудали, ведь скоро тень одна останется, покушайте вы как человек, неужто я стряпаю плохо», – ну и так далее.
Никогда не пойму женщин. Был толстый, веселый и румяный – плохо, обзывала пузаном и пилила за невоздержанность. Стал следить за собой, занялся спортом-диетой и тому подобным дерьмом, так тоже неладно. Мол, худею, на тень похож.
Куда деваться? И ведь оба типа претензий вызваны только заботой и желанием добра, вот пойди разберись, как угодить.
Увлекательное это занятие – забота о собственном здоровье и внешнем виде. Затягивает. Ничего вокруг не замечаешь, а зря. Я даже думать забыл про свою тревогу и те самые «звоночки», с которых все началось.
Сидеть бы мне тихо и прислушиваться, а также приглядываться, подстерегая грядущие события. Тем более что событий я ожидал самых нехороших, иначе зачем вдруг проснулась моя военная интуиция? О хорошем на войне не предупреждают, только о плохом.
Удивительное устройство – человеческая голова!