Пауль и Икар Тассо быстро сошлись. Пауль увидел прекрасные шахматы черного дерева и слоновой кости, вырезанные с замечательным искусством, и сказал: “Не сыграть ли нам, высокочтимый и гостеприимный хозяин?” На что сеньор Тассо откликнулся с воодушевлением.
Они весь вечер провели за фехтованием на клинках холодного разума, а назавтра уговорились встретиться в школе Тассо для обмена опытом в фехтовании на клинках холодной стали, так как оба имеют к этому занятию склонность превеликую. Не премину взглянуть, ведь я, не хвастаясь, могу сказать, что и сам не последний знаток сего ремесла».
«Я не разделяю педантичного отношения к ведению дневника, подобно Адаму. У него день всегда заканчивается обязательным ритуалом заполнения своей книжечки и короткой молитвой. Если по каким-то причинам до пера и чернил добраться в срок не получается, мой друг неизменно приходит во фрустрирующее настроение, как будто ему жмет башмак или донимает бурление живота. Тем не менее пора и мне приняться за писанину.
Сегодня насыщенный день. С утра великолепно прогулялся верхом. Очень доволен, что могу спать на свежем деревенском поветрии, не вдыхая кошмарных миазмов, коими пропитан в городе каждый мельчайший квадрат пространства.
За шахматами я разговорился вчера с маэстро Тассо и сегодня посетил его школу фехтования; чрезвычайно колоритный персонаж, и школа его более чем познавательна. Но обо всем по порядку.
Маэстро – крепкий малый лет тридцати, насколько я научился определять на глаз возраст аборигенов. Одевается не без щегольства, что, впрочем, не редкость среди людей военного сословия. Он широколиц, смугл, горбонос, что является прямым следствием нескольких переломов. Переломы, в свою очередь, происходят от его вспыльчивости и склонности к кулачным боям в трезвом и нетрезвом виде, а выпить Тассо совсем не дурак.
Адам просветил меня, что алкоголь производит на нашего хозяина двойственный эффект: он или погружает его в пучину пафосного настроения, в котором он может часами разговаривать о мужестве, доблести, воинском этикете и понятиях отношений в мужском коллективе, или же сообщает неисчерпаемый заряд бодрости, которая подвигает его к немедленным поискам приключений мордоразбиватель-ного свойства. Оба этих состояния могут незаметно и резко сменять друг друга.
Другое свидетельство бурной биографии украшает левую сторону черепа Тассо, куда в свое время воткнулся топор пикардийского наемника во время разудалой кабацкой драки. Лекарь ловко запечатал дыру в кости серебряной пластиной. Так что Тассо очень легко отделался. Эту историю он мне сам рассказал за шахматами и выпивкой.
В полдень я приехал в школу фехтования. Собственно “фехтовальной” в узком смысле она не являлась, так как здесь учили и борьбе, и кулачному бою, а также занимались физической подготовкой, увлеченно поднимая каменные гири, метая мячи, набитые песком, вращая тяжеленные палицы и металлические ломы.
Маэстро задерживался – он был очень занятой человек и часто пропадал по делам торговым. Ваш скромный повествователь немедленно познакомился с распорядителем школы, воспользовавшись рекомендацией хозяина, и проследовал в храм смертоносных искусств, что располагался по случаю теплой погоды во дворе.
Там кипела работа. Несколько пар с воодушевлением шваркали друг дружку на песок, отрабатывая броски. Под колоннадой раздавался звон стали. Юные дворяне учились протыкать себе подобных. Фехтмейстеры заставляли их обрабатывать мишени: соломенные чучела или деревянные щиты, расчерченные на сектора и зоны. Трое или четверо кололи маленькие деревянные плашки, подвешенные на шнурках к перекладинам. При каждом попадании легкие плашки начинали раскачиваться, так что поймать их на острие становилось все сложнее. Другие топотали на размеченных дорожках или шагали в кругах на полу, осваивая искусство фехтования во всем пространстве: укол – уход – укол, защита – укол – уход. И все такое прочее. Знакомая каждому фехтовальщику рутина.
Мое появление не осталось незамеченным. Предусмотрительный Тассо успел предупредить о прибытии “именитого мастера из Германии”.
– Всем смирно! – раздалась звучная команда фехтмейстера. – Нашему гостю салют! – Ученики замерли и поприветствовали мою персону воздетым оружием. Мне стало неловко. Не привык к такому обращению. На дворе повисла тишина. Все смотрели на меня и стояли столбами. Надо что-то делать, решил я, чувствуя, как начинаю краснеть.
– Спасибо, уважаемые! Продолжайте занятие, не обращайте на меня внимания! – громко изрек я, стараясь, чтобы голос звучал уверенно. “Уважаемые” только этого и ждали, вновь принявшись наполнять сталь шпаг и свои организмы усталостным напряжением.
Ко мне подошел фехтмейстер и представился:
– Кастор Беневенто к вашим услугам. Вы, если я правильно понял, синьор…
– Пауль Гульди к вашим услугам, – и мы раскланялись.
– Не угодно ли присоединиться? Желаете скрестить клинки с кем-нибудь? Или вы просто любопыствуете?