– Пауль, – сказала Зара уже на вполне узнаваемом швабском наречии, которое стремительно осваивала под моим руководством. Не так чисто, конечно, но позвольте я своими словами перескажу все очаровательные «ты есть, я быть, моя видеть». – Что я видела тогда? Ты ведь не наш. Нет-нет, не ври мне, это лишнее. Я знаю, что ты пришел со звезд. Наш народ хранит память о таких, как ты. Не все, но такие, как я, понимаешь? Те Кто Знает. Бабушка говорила, что она девочкой еще видела, как упала звезда и был сильный бу-бум. Это не в Испании было, дальше на Востоке. Звезда упала, а потом из огня появился человек. Очень высокий и сильный, он потом ушел куда-то. А прабабка моей бабушки слышала от баро нашего рода, что когда-то давно люди со звезд строили целые города за морем. Что они были неприступны и убивали огнем всех, кто пытался приблизиться. И они умели летать. И еще несколько историй слышала. Это похоже на сказки, это и есть сказки. Уже сказки, понимаешь? Но есть и правда. Те Кто Знает, и я тоже, иногда видим, не глазами, а по-настоящему
Я сидел в нашем домике и задумчиво вертел дыру в полу острием меча. Разговор назрел и перезрел, но все же был неожиданным. И не то чтобы желанным. Я бы лучше всласть потрахался. Перед такими глазами врать было бессмысленно, и я принялся за импровизацию этюда «Откровенность»:
– Я жил на звездах давно. Очень далеко и очень давно. В той, другой жизни меня звали Этиль Аллинар. Этот человек умер. Ты видела его воспоминания. Теперь я тот, кого ты знаешь, – Пауль Гульди, гауптман ландскнехтов.
– Пауль, я читала книжку Платона. Идея метемпсихозиса[96] показалась мне глупой. – При этих словах я выкатил зенки не хуже Бемельберга давеча. Зара полна сюрпризов. Платон, метемпсихозис… и этюд мой провалился, судя по всему. – Ты – тот, кто ты есть. И Пауль и… Этиль… красивое имя, кстати. И ты прилетел к нам со звезд. Я знаю.
– Да, Зара, я прилетел. – А что еще было отвечать? – Гиперпространственный конвертор рейдера «Заря Ториадов» пронзил расстояние в сто пятьдесят световых лет. Свет моего Солнца будет идти до Земли сто пятьдесят лет, понимаешь? А мы управились за месяц в совокупности. Я живу здесь и наблюдаю за вами. Пишу доклады в родную академию, чтобы наши точно знали, когда вы научитесь летать к звездам и не будет ли с вами неприятностей. А вы научитесь обязательно.
Зара смешно потрясла головой, растрепав непослушные волосы, и сказала: «Я ничего не поняла».
Еще она снова спросила: «Ты умеешь летать?»
И еще она спросила, точнее, постановила утвердительно: «Я хочу от тебя ребенка, Пауль. Это будет сын».
И мы начали увлеченно заводить ребенка. Весна на дворе, и весна на душе. Было тепло и светло, мы были счастливы.
Враг, однако, не дремал, как сказал бы наш мудрый капеллан Иоганн Шлезингер, имея в виду козни врага рода людского вообще.
Скоро я узнал, куда, а точнее к кому, исчезала моя Зара.
В кои-то веки выбрался с друзьями в Барселону с целью посетить один премиленький кабачок на окраине. Конрад быстро рассосался, сославшись на службу, ушел и Кабан, и Адам тоже нас покинул. Что-то старик совсем стал нестоек на алкоголь, не то что раньше.
Под утро осталось нас совсем немного, причем ваш покорный слуга неумолимо трезвел с каждой выпитой дозой сладкого яда. А так хотелось превратиться в овощ, тупо нажраться и вообще повысить градус существования, чтобы он потом стремительно понизился до уровня плинтусов. Зары дома не было, меня никто не ждал и не любил, по крайней мере сегодня.
И тут.
Как обычно, лавинообразно, как снег на голову.
Когда никто ничего не ждал и все стали очень добрыми. Говно упало в вентилятор Господа Бога, которым он наполняет паруса наших судеб. И основательно забрызгало окружающих, причем особенно меня. И еще одного человека, который не замедлил явиться.
Мы собирались выпить за победу.
– За нашу победу! – провозгласил я.
– За нашу победу! – откликнулись друзья. – Хох Кайзер!
На улице послышался нехороший соблазнительный гам. На самой патетической ноте тоста, когда слова еще звенели в воздухе, а вино еще не перекочевало из поднятых кубков в глотки, дверь распахнулась под чьим-то безжалостным пинком, и в таверне появился изрядно расхристанный испанский офицер.
Офицерство угадывалось по дорогому парчовому камзолу (золото по черному шелку) с частыми пуговками (жемчуг по серебряной скани), башмакам с серебряными пряжками и позолоченному эфесу шпаги.
Кроме того, кто еще мог расчищать себе дорогу вот так? Если пинается – скорее всего, офицер.