Солдат, рассказавший неправду

Работали из последних сил… На пределе, можно сказать. Когда днем работы полно, к вечеру особенно не развернешься. На упрямстве одном и держались люди. День в такой надрывной работе прошел, три дня, неделя… Народу в лог все меньше приходило, а к выходным только трое и осталось: Сашка, Марина да сам председатель колхоза… Только ли много толку от одноногого? От него разве что только одни лозунги можно было услышать о неизбежной победе над фашистами и мудрости товарища Сталина. Впрочем, по деревне слух ходил, что уговорили мамаши председателя, чтобы он их с работы до последнего не отпускал. Мол, может быть, что и сложится у упрямцев…

Когда работу в последний день закончили, Сашка от усталости еле-еле на ногах стоял…. Марина — не лучше, а еще у нее от слабости слезы по щекам потекли. Шаг сделаешь, говори спасибо, что не упала.

Стемнело уже… Ложок — за селом, но, когда в село вошли светлее, не стало. У Сашки после контузии зрение-то не очень, а Марине слезы мешают. Короче говоря, один — полуслепой, а вторая — почти незрячая. Рядом они так и шли, чтобы с дороги не сбиться… Молча об этом договорились. Тут уже не до гордости, тут лишь бы до дома дойти.

Сашка зубы сжал и терпит… Молча, конечно. Последние силы бережет. Примерно так же и на фронте бывало: после марш-броска без передышки — в атаку. Командир орет, «Что разлеглись, сволочи?!», а у тебя за спиной пулемет, ленты, гранаты и двадцать пять километров по грязи. И чтобы доказать, что ты не сволочь — нужно встать. Потом немногочисленные пленные немцы говорили, что, если русские без «ура» в атаку идут — это плохой признак. Это значит, что русские смерти бояться перестали…

Вдруг Сашка замечает, что ему вроде бы в проулок повернуть нужно было, чтобы к своему дому идти, а он дальше за Маринкой идет. Приотстал чуть-чуть, но все равно идет. Кольнул Сашкино сердце мужская гордость. Остановился… Постоял немного и повернул к себе домой. Идет — почти ничего не видит… Ну, разве что чуть светится окошко слева, да грязь дорожная в лунном свете блещет. Остановился солдат — совсем ориентировку на местности потерял.

Вдруг слышит Сашка, сзади него кто-то идет. Оглянулся… А это Марина. Голову опустила и идет следом за ним. Остановился Сашка и подождал, пока Марина носом ему в плечо не упрется. Спала она… Или почти спала, потому что устала донельзя.

Постояли немного… Марина в себя пришла, оглянулась по сторонам, на Сашку посмотрела и пошла прочь. То есть в черную, непроглядную темноту. Сашка тоже идти решил, но шаг сделал — поскользнулся. Дождь недавно был, да и новый собирался, а потому такая тьма вокруг властвовала.

Встал Сашка… Пошел… Через десяток шагов на Марину наткнулся — та снова уснула. Понял Сашка, что потерял верный азимут после падения. Постоял он немного. Потом повернулся и в обратном направлении пошел. Марина — следом за ним, потому что, когда человек спит, он скорее другому поверит, а не себе самому. Как иногда шутил председатель, «у нас в колхозе, товарищи, не стадность, а оптимистический коллективизм».

А потом они уже вместе упали, потому что чуть ли не впритирку друг к другу шли.

Открыла женщина сонные глаза и спрашивает еле слышно:

— Что случилось?..

Сашка улыбнулся и говорит:

— Ничего. Просто мы с тобой друг за дружкой ходим. Пойдем лавочку поищем, отдохнем немного, а то до дома не дойдем.

Посидели немного на лавочке, передохнули… Молча. А о чем говорить, спрашивается? То, что гордость от усталости уснула еще ни о чем не говорит. Порхнет ничего не значащее словцо — все заново начнется.

Встали. Пошли… Причем Сашка опять за Маринкой идет. Вдруг споткнулся солдат, на колени упал.

Марина спрашивает:

— Что там у тебя?

Сашка отвечает:

— Что, что… Дороги не будет. Судьба у нас такая, что ли?

Маринка говорит:

— Это не судьба, а лужа. Пойдем я тебя домой отведу, а то ты ничего не видишь.

Сашка говорит:

— Это прямо немецкое окружение какое-то получается. И до своих, вроде бы близко, а дойти невозможно.

Марина вдруг оседать стала и говорит:

— Все, я больше не могу… Сил нет!

Короче говоря, когда Сашка Марину на руках домой принес, тетя Вера у тети Поли в гостях сидела. Вдруг смотрят женщины, распахивается дверь и в комнату вваливаются два грязнющих босяка.

Тетя Вера первой в себя пришла и кричит Сашке:

— Куда ты ее такую чуню принес в хату?!.. В баню тащи!

Тетя Поля все сразу поняла и — пулей в баню, чуть коленку о табуретку не разбила.

В общем, кое-как согрели баню, раздели молодых и туда их запихнули. А они — хоть и чуть живые от усталости, все равно друг дружки стесняются. На вы друг друга называют. Ну, там типа «Мыло нужно? Возьмите, пожалуйста…» или «У меня еще теплая вода осталась… Вам дать?»

Обе мамаши уши к двери приложили и слушают, мол, что там?!.. А там — ничего. То шайку друг другу молодые люди передают, то мочалку. В бане-то, кстати говоря, темно как в погребе, а в свете комелька что ты там рассмотришь?

Тетя Поля шепчет:

— Да когда же Маринка спинку-то Сашке тереть будет?

Тетя Вера:

— Лучше уж он пусть ей потрет.

Тетя Поля:

— Да слабый он, совсем слабый!..

Тетя Вера: