Солдат великой войны

— Даже в шторм на глубине оно спокойное. Я не против того, чтобы утонуть. Я бы лишился тела, веса, превратился бы в кусок синевы… Гварилья синий.

Капитан скотовоза знал один маленький островок с источником пресной воды. Перед началом войны он вывез оттуда на материк последнего пастуха и стадо. Теперь, по его словам, там осталось только несколько одичавших овец, а вода из источника ручейком стекала в море. Они также могли набрать там дров, чтобы сэкономить уголь. Еще он говорил, что с верхней точки островка видна Сицилия и им надо подойти с юга, чтобы островок находился между ними.

Они вошли в маленькую бухту, бросили якоря, матросы спустили на воду две шлюпки. Когда полковник увидел три своих взвода, сгрудившихся у леерного ограждения и не сводящих глаз с залитого солнцем островка, он разрешил всем высадиться на берег. Те, кто умел плавать, попрыгали за борт, тут же сбросив ботинки.

Алессандро прыгнул с кормы. После недели на море наконец-то оказался в воде. В одних лишь трусах летел, казалось, долгие часы. Раскинув руки, глубоко вдохнул, вращался в воздухе, точно сорванный с ветки лист. Наконец разбил гладкую поверхность фонтаном брызг, провалился глубоко-глубоко, пока запасенный воздух не потащил его вверх, к ветру. Другие солдаты падали в воду, как артиллерийские снаряды. Алессандро вновь нырнул, закрыл глаза, принялся кружиться под водой, наслаждаясь состоянием невесомости. А солдаты продолжали прыгать за борт, входили в воду, словно ангелы — в атмосферу.

Что-то заставило всех, а их было больше сотни, изо всех сил спешить к узкой полоске пляжа. Они напоминали стадо мигрирующих бурых дельфинов. Когда вылезли из воды, принялись обследовать холмы. Их босым ногам не грозили ни колючки, ни острые камни: землю покрывал толстый, пружинистый слой сосновых иголок, который формировался несколько тысячелетий.

Они поднялись на хребет, уставились на север, где в жарком воздухе виднелись вершины сицилийских гор. Островок окружало совершенно пустынное море. Солдаты стояли, прикрывая глаза ладонью от слепящего солнца. Одно слово перекатывалось по их неровной шеренге, звучало, как магическое заклинание: «Сицилия».

* * *

Они пошли на запад и несколько дней курсировали вдоль белоснежных пляжей Туниса, пока наконец в три часа ночи под сверкающими звездами не миновали городок Сан-Вито-Ло-Капо, в котором не светилось ни единого огонька, и не высадились на восточной стороне самого северного мыса Сицилии. Скотовоз развил максимальную скорость и заглушил двигатель, чтобы подойти к берегу в тишине. В полной темноте — все фонари предусмотрительно погасили, — корабль выполз носовой частью на песок, словно бревно, принесенное морем.

— Как же вы отойдете от берега, не включая двигатель? — спросил Фабио одного из матросов.

— Скоро начнется прилив, а течение здесь от берега. К рассвету мы будем достаточно далеко, чтобы запустить двигатель, не разбудив в городе ни единой живой души, — ответил матрос.

Повозки и ящики с припасами краном вытащили из трюма и поставили у борта. Речные гвардейцы, с винтовками и набитыми вещмешками, спускались в воду на веревках, погружаясь по пояс. Шли к берегу, подняв над головой винтовки и патроны. Повозки опустили в воду и выкатили на берег по легкому прибою. Ящики с амуницией перевезли на двух шлюпках, загружая их под завязку.

Когда скотовоз разгрузили, он, как и предсказывал матрос, приподнялся в воде. И скоро его понесло в море — с неработающим двигателем и потушенными огнями.

На холме, господствующем над пляжем, где они высадились, и в нескольких километрах к северу от спящего городка высилось несколько зданий, окруженных массивными каменными стенами с парапетом. Когда-то это была тюрьма, но теперь здания пустовали. Они направились туда, стараясь не шуметь, обходя несколько домов, темнеющих неподалеку. На створках ворот висели щиты, предупреждающие, что посторонним вход воспрещен, а нарушителей ждет суровое наказание. На двух скобах, приваренных к створкам ворот, висел здоровенный замок. Один из речных гвардейцев предложил перелезть через стену и затащить повозки и ящики на веревках.

— Слишком много шума, — ответил полковник, роясь в курьерской сумке. — У меня есть ключ.

Облюбовавшие тюрьму кошки в ужасе разбежались, когда речные гвардейцы вошли на просторный двор и закрыли за собой ворота. Впотьмах они не видели ничего, кроме теней. С обращенной к морю стороны cortile не слышалось шума прибоя, зато можно было разглядеть горы, поднимающиеся в глубине острова. Полковник приказал разбить лагерь на стороне, противоположной от моря.

— Никаких костров, — предупредил он, — и никакого шума. Составьте винтовки в пирамиды — и спать. Мне нужен один часовой у ворот и один на крепостной стене у парапета. Как только начнет светать, с крепостной стены часовой уходит, а окошко в воротах закрывается. Чуть-чуть освоимся и решим, как быть с домашним хозяйством, хотя я надеюсь, что дома мы много времени проводить не будем.