Солдат великой войны

— Когда возникает необходимость отправить взрывчатые вещества с завода Тринадцать в Пизе на завод Шесть в Вероне, чтобы их заложили в артиллерийские снаряды, я направляю их в Милан для использования в сигнальных ракетах. Я веду войну так, как считаю нужным, и получается хорошо, потому что я избран благословенным, вливающим в меня огромные порции благодатного сока. Благословенный привел меня на это место, потому что моя судьба — поднять дух армий и освободить мир от диких кроликов и баранов. И хотя иногда мне хочется резко остановиться, остановить все вместо того, чтобы бороться и сражаться как Камбринал Окситанский и Окситан Локситанский, я смотрю на небо и прошу Господа забрать меня к себе и показать, что есть великое, и больше не заставлять меня ждать. Я смогу летать. Моя спина больше не будет согнутой. Горб исчезнет. Я стану красивым. Я стану легким. Я стану высоким. — Он улыбнулся, а потом коснулся носа: писец за одним из длинных столов попросил разрешения отлучиться в туалет и получил его от Орфео.

— Орфео, моему отцу необходимо это лекарство. — Алессандро развернул листок с названием препарата, записанным доктором Де Росом.

— Кто это написал?

— Врач.

Орфео медленно покачал головой.

— Мир и в самом деле рушится. Завтра я отправлю ему сто тысяч доз. Почему вы все время просите об одолжениях?

— Каких одолжениях, помимо этого?

— Я все время оказываю вам услуги.

— Вы?

— А как, по-твоему, ты очутился в речной гвардии. Девятая бригада, так?

Алессандро охватила ярость. Он едва мог говорить.

— Вы? — только и удалось ему вымолвить.

— Я, мужской род, единственное число.

— Почему?

— Тебя собирались отправить на «Эвридику», вот почему. У меня возникло дурное предчувствие, поэтому я перевел тебя в речную гвардию. И сколько выжило на «Эвридике»? Знаешь? Так что я не ошибся. Я буду оказывать вам услуги из уважения и благодарности, но чувство благодарности не вечно. Я хочу отвернуться от прошлого к благодатному соку. Честное слово, Алессандро, мне уже надоело оказывать услуги Джулиани. Теперь я большая шишка. Не заштатный писец. Я главный писец. В моей власти касаться пальцами открытого глаза монстра, который пожирает этот век. Камбринала Окситанского, Окситана Локситанского, Локситана Окситанского. Я говорил тебе, что однажды ехал на его спине. Теперь я его хозяин, хозяин миров. Ты привел меня сюда, так называемая пишущая машинка привела меня сюда. Политики и короли страдают агонией запора. Но не я. Мне достаточно просто опустить перо в святой, благодатный сок, и мои приказы выполняются до последней буквы, безо всяких последствий для меня, потому что я абсолютно анонимен. Но я не просто анонимен, я избранник благословенного, я всемогущий, я купаюсь в соке.

Не взглянув на Алессандро, Орфео вышел из кабинета и поднялся на возвышение. Тяжело дыша, устремил взор к невидимому горизонту и объявил писцам и клеркам, сидящим вокруг:

— Я молния! Я лев!

* * *

— Орфео совершенно безумен, — поделился Алессандро с сестрой. За окнами ее комнаты грохотала гроза, мощные порывы ветра загоняли воду в трещины, которые раньше казались герметичными. — Он сидит на возвышении, окруженный сотнями писцов. Ему следует копировать приказы и манифесты, но он изменяет их по своей воле и сочиняет новые, следуя своим прихотям… всегда в должном стиле, правильно оформленные, со всеми необходимыми печатями.

— Разве нельзя кому-то сообщить? — наивно спросила Лучана.

— А кто это сделает?

— Кто-нибудь из писцов.

— Писцов? Они запуганы до предела. Поднимают руки, чтобы спросить разрешения выйти в туалет.

— Как такое может быть?

— Они молодые. Если он их уволит, им прямой путь в окопы. Он это понимает. Дело не в том, что он злой. Просто убежден, что это его миссия.

— Благодатный сок?

Алессандро кивнул.

— Алессандро, ты должен кому-то сказать.

— Я? Мне с трудом удалось войти в военное министерство. Если я обвиню одного из сотрудников, там первым делом захотят знать, кто я такой. Уж лучше тогда застрелиться прямо сейчас.

— Давай я сообщу.

— Они тебе не поверят, да, вероятно, это ничего и не изменит. Завтра должны прислать препарат в больницу. Давай пока не мутить воду.

— Это как-нибудь выяснится. Он выдаст себя.

— Он занимается этим два года, и пока ни разу не было никаких проблем.

Порывы ветра рвали туман, наползавший на сад. Лучана повернула голову, прислушиваясь к ветру, и Алессандро залюбовался ее длинной шеей. Лучана стала, как выразился Де Рос, безумно красивой. Алессандро изо всех сил старался отводить от нее взгляд. Поначалу это получалось легко и естественно, но потом ему требовалось или переключить внимание на что-то еще, или сосредоточиться на чем-то, выбросив из головы все мысли о ней. Ему хотелось прикасаться к ней, целовать ее, и пусть желание было неправильным — с тем же успехом он мог хотеть подложить под дом бомбу, — он никак не мог отделаться от образа изящных рук, ясных синих глаз, волос цвета белого золота.