Солдат великой войны

Де Рос повторил, медленно, но, заметив, что Алессандро все равно не понимает, достал листок бумаги, ручку и записал слово так быстро, что Алессандро и моргнуть не успел. Название лекарства на бумаге — на латыни — напоминало переплетение ветвей в дремучем лесу. Алессандро ничего не разобрал, но взял листок и сунул в нагрудный карман.

— В армии это лекарство есть. — Де Рос закашлялся, потом ударил ладонью по жестянке с сигарами, словно наказывая табак. — Его применяют, чтобы стабилизировать работу сердца при хирургических операциях, которых сейчас проводят больше, чем за всю историю человечества. Мы получаем его совсем мало, но я слышал, что батальоны солдат прочесывают альпийские луга в поисках растения, экстракт которого нужен для его изготовления.

По спине Алессандро пробежал холодок.

— Можно найти его на черном рынке?

Де Рос задумался.

— Вероятно, нет. Большинство заявок выполняется. У армии своя закрытая система снабжения. Его не хватает лишь старикам, но не думаю, что черный рынок ориентирован на их потребности.

— Но эта больница отчасти и военный госпиталь.

— Для солдат, которые уже не вернутся в армию. Вся хирургия проводится на севере. Сюда их направляют выздоравливать или умирать. И примерно семьдесят процентов умирает.

— Ничего себе. Посетители, похоже, этого не знают.

— Посетители всегда выглядят встревоженными.

— Да, но стараются сдерживать эмоции и всегда одеваются очень хорошо.

— Все правильно, но ближе к концу дают волю чувствам.

— Вы не оперируете, чтобы спасти умирающих?

— Мы дренируем раны, иногда очищаем полости от гноя. Это все-таки не хирургия. Во всяком случае, армия так не считает, если судить по тем препаратам, которые они нам поставляют.

Алессандро достал из кармана сложенный листок.

— Сколько вам нужно? — спросил он.

— Мы берем все, что дают.

— Когда вы будете осматривать отца в следующий раз?

Де Рос посмотрел на часы.

— Вероятно, около полуночи. Трудно назвать точное время. Если хотите, я напишу записку, и вас пустят в больницу, чтобы вы присутствовали при осмотре.

— Спасибо.

— Около полуночи, плюс-минус час.

— Я только отведу сестру домой. И сразу вернусь.

Де Рос что-то писал все тем же нечитаемым почерком.

— Она тоже может прийти.

— Вы обратили на нее внимание?

— Как я мог не обратить на нее внимания? — Алессандро казалось, что доктор уходит от прямого ответа, пока тот не добавил: — Она безумно красива. — Так и сказал, полностью владея собой, словно ставил диагноз. Сложил второй листок и протянул Алессандро.

— Спасибо, огромное вам спасибо.

— Нет, — покачал головой Де Рос, — не надо меня благодарить. Родственники пациента благодарят врача, словно он Господь Бог. Это нехорошо, и если пациент умирает, это горе не только для них, но и, представьте себе, для меня. До встречи.

Алессандро поднялся по лестнице. По крайней мере, он сделал хоть что-то, чтобы увеличить шансы отца на выздоровление. Два листочка бумаги, казалось, возносили его над землей, словно его подцепили к аэростату. Отец иногда прибегал к такому сравнению, значение которого Алессандро не понимал, потому что, в конце концов, такого быть не могло.

* * *

Лучана спала в своей постели, когда Алессандро прошел через калитку и побежал к Вилле Сциарре. Если бы карабинеры наткнулись на него в столь поздний час, попросили бы показать документы. Ворота Виллы Сциарре он обнаружил запертыми. Перелез через них, спрыгнул, двинулся вперед в темноте: лишь скрип гравия под ногами, журчание ручейков и фонтанов служили ориентирами. И хотя он ничего не видел, быстро продвигался вперед: все органы чувств помогали ему в этом.

— Хорошо, — кивнул Де Рос, когда Алессандро вошел в палату отца. Молодой врач, подошедший только что, встряхивал градусник. — Помогите мне повернуть вашего отца лицом к вам.

Алессандро увидел, что отец очнулся.

Адвокат Джулиани, дезориентированный, но в здравом уме, кивнул и попытался повернуться. Не получилось. Алессандро обнял его и повернул. Держал крепко, словно они находились на краю пропасти, хотя на самом деле отца повернули на бок лишь для того, чтобы доктор мог вставить градусник в прямую кишку.

— Видишь, Алессандро, к чему все пришло? — спросил адвокат Джулиани, его глаза остекленели.

— Папа, прости меня, — ответил Алессандро.

— За что? — Голова отца лежала на плече Алессандро, и он с силой прижимал его к себе. — Потому что ты молодой, а я старый?

— Да.

— За это я прощать тебя не хочу. — Отец выдохнул, потому что доктор вытащил термометр, откинулся на спину и взглянул на сына. — В этом мое спасение.

— У вас повышенная температура, — громко сказал Де Рос в правое ухо адвоката Джулиани, — из-за воспаления сердечной мышцы. Слабость вашего сердца позволяет воспалению нарастать, еще сильнее ослабляя сердце, и так далее. Если удастся стабилизировать состояние сердца, мы сможем обратить процесс вспять.

— Хорошо, — ответил отец, словно тот ничего не понимал, словно доктор был дураком, не знающим, что ждет впереди.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Алессандро, подхватив серьезный тон Де Роса.

Во взгляде отца подозрительность смешивалась с удивлением.