Солдат великой войны

— Не думаю. Когда мой отец умер, его врач, не постоянный врач, а тот, что находился рядом, когда он умирал, был испанцем. Испанцы — дикари, устраивающие бои быков, но произошло это в августе, в воскресенье, когда все наши уважаемые итальянские врачи спали в шезлонгах. Врач отца, лечивший его пятьдесят лет, уехал на Капри, и мы не смогли с ним связаться. — Адвокат Джулиани задумался. — Не уверен, что он успел бы вернуться, даже если бы нам удалось с ним связаться. Говорят, он прожил восемьдесят лет, и ему повезло, что ему выпала такая долгая жизнь. Говорили так о человеке, который умирал в муках и, возможно, с не меньшим страхом, чем восемнадцатилетний… да только стариком умирать хуже: ты уже видел, как такое случалось с десятками людей, и ты знаешь. И если женщина умирает после пятидесяти, никто, кроме мужа и детей, не горюет. Когда умерла твоя мать… твоя мать была молодой. Я помню ее в девятнадцать, и она не сомневалась, что будет жить вечно. Когда она умерла, практически никто не выразил нам соболезнования. Разве не странно? Их это не волновало. Умирая, я буду обнимать ее, только молодую, в твоем возрасте, Лучана, когда вы были еще крошками. Вы и представить не можете, как я любил вас маленькими. В полете сквозь тьму я буду держаться за этот образ: мы вчетвером, ваша мать в двадцать с небольшим, и вы, еще не научившиеся ходить. И мой отец. — Голос отца вдруг стал пронзительным и слабым. — Когда я увижу его, я должен сам стать ребенком. Нельзя мне оставаться стариком. Алессандро, могу я быть ребенком ради моего отца и отцом ради моих детей? Бог это позволит?

— Я не знаю, — сказал Алессандро.

— С чего такая неуверенность?

Чтобы не разочаровывать его, Алессандро пустился в объяснения:

— Я не знаю наверняка, но не могу представить себе, что Бог, который приветствует теплые отношения родителей и детей, захочет столь жестоко их разделить. Возможно, на самом деле все иначе. Возможно, я всего лишь заблуждаюсь. Я не знаю, но верю, каким бы это ни казалось необычным, что все будет, как ты и говоришь.

— И тебе без разницы, что думают другие, так?

— Да, папа меня это никогда не волновало.

— Такое возможно, если веришь.

— Да.

— И как Бог говорит с тобой?

— Языком всего, что прекрасно.

Алессандро смотрел на одеяло, прикрывающее отцовские ноги. Медицинская сестра вошла в палату, стремительная и деловая. Вкатила тележку. Когда открывала дверь, занавески выпорхнули в окна, словно хотели улететь.

* * *

Пусть слабый и уставший, адвокат Джулиани не выглядел больным, не было ощущения, что его жизни грозит опасность, и Алессандро казалось, что отец приговорен к постельному режиму за неспособность подняться по лестнице или сразу вспомнить название столицы какого-то протектората в Аравии. Но скоро он вернется домой, к весне будет сидеть в заброшенном саду и размышлять о казни сына. Несмотря на частое упоминание смерти, его дети не верили, что конец близок, но следующим вечером, когда они пришли, он спал, и разбудить его не удалось.

— Раньше такое случалось? — спросил Алессандро Лучану, вернувшуюся с сестринского поста.

— Да.

— И через сколько он просыпался?

— Один раз через час. В другой раз пробыл в таком состоянии два дня.

— Как фамилия врача?

— Де Рос. Они говорят, что он заходил сегодня, сразу после нашего ухода.

— Почему мы его не видели?

— Я видела. Обычно он совершает обход после ухода посетителей. Он сказал, что по сравнению со многими другими пациентами папа в добром здравии.

— Но, Лучана, здесь полно солдат с ранами в живот, целый батальон. Они умирают.

— Почему же они не кричат?

— Когда умирают, не кричат. Смерть тихая. Она даже не говорит — шепчет. Каждый день здесь умирают, наверное, десять или двадцать человек.

— Господи.

— И как выглядит доктор?

— Твоего возраста. Носит галстук-бабочку и курит тонкие сигары.

Алессандро нашел врача, когда тот как раз выходил из помещения архива, и в разговоре быстро почувствовал, что вежливость и обстоятельность доктора — не ширма, которой тот отгораживается от людей.

— Чем могу помочь? — спросил доктор Де Рос.

Представившись, Алессандро попросил:

— Пожалуйста, объясните мне все про отца. Ничего не скрывая. Ни у него, ни у меня, похоже, нет времени на околичности, мне пора обратно на фронт.

В белом халате и галстуке-бабочке, с жестяной коробкой сигар в боковом кармане и стетоскопом на шее, обхватившем ее точно кот, привыкший лежать на плечах хозяина, доктор казался знающим специалистом. Его диагноз не вызывал сомнений. Он ничего не упускал, не делал глупых ошибок. Во всем старался разобраться.

— В случае вашего отца надежд у меня больше, чем в случаях со многими другими пациентами. Есть шанс, что он вернется домой.

— Вы делаете все возможное, чтобы это произошло?

— Нет. Нам не хватает персонала. Нет нужных лекарств в необходимом количестве. Когда ваш отец не получает требуемого препарата, он впадает в кому. Если он умрет, то лишь потому, что не выйдет из нее.

— Какого именно?

Де Рос произнес слово, которое Алессандро толком не разобрал.

— Повторите, пожалуйста.