Солдатами не рождаются

— Это Левашов звонит, — положив трубку, сказал Синцов Ильину. — Приказал мне прийти. Сидит у нас с какими-то гостями. Как поступим?

— Если разрешите, я к соседу сам схожу.

Идти Ильину было явно неохота, но все же предложил.

И Синцов согласился.

— А вас ординарец ваш проводит. Он тут уже все ходы и выходы знает.

Мальчик шел по ходу сообщения впереди Синцова. Такому бы не автомат на шее таскать, а учиться в шестом классе. Синцов вспомнил, как мальчик смотрел там, в землянке, на немца, и спросил:

— Крепко не любишь фрицев?

Мальчик повернулся на ходу.

— Зря этого фашиста не убили, товарищ старший лейтенант.

— Почему зря? Перебежчик, сведения даст.

— Что-то они раньше не перебегали!

— Не перебегали, а теперь перебегают. Это в нашу пользу.

— Я летом капитана Поливанова просил, когда мы двух эсэсовцев поймали, чтоб он меня послал их кончить. А он не послал, обругал.

— И правильно.

— А фашиста этого все равно зря повели, — сказал мальчик. — Теперь, конечно, не признается, а может, он до этого сто человек убил?

— Как тебя звать?

— Ваня.

— Значит, тезки, я тоже Иван, Иван Петрович.

— А у меня не настоящее, — сказал мальчик. — Меня так капитан Поливанов назвал.

— А какое настоящее?

— Иона Ионович, — сказал мальчик так, словно он был взрослый. — Только вы меня так не называйте. Называйте, как капитан Поливанов. Я уже привык.

— А я тебя вообще никак называть не буду. Отправлю в школу учиться.

— А я все равно на фронт уйду. За капитана Поливанова отомстить!

Синцов вздохнул, понял по голосу: в самом деле уйдет. «Если останется тут, со мной, скорей всего, рано или поздно ранят, а то и убьют. Но, с другой стороны, еще неизвестно, какая у него будет жизнь там, в тылу. А здесь уже прижился. Убить или ранить могут любого. Это общая судьба. Можно и просто где-нибудь по дороге на фронт с буферов под колеса…»

— Правда, отправите?

— Не знаю, — сказал Синцов. — Подумаю. А ты что, сирота или родных потерял?

— Сирота. Меня капитан Поливанов той зимой в Лозовой подобрал.

— Что значит «подобрал»! На дороге, что ли?

— На дороге. Я замерзший лежал, у меня на ноге три пальца отняли. Неужели отправите?

— Сказал, еще не знаю.

— Если сами не хотите, тогда лучше обратно в Триста тридцать первый отправьте. Локшин меня к себе возьмет.

— Кто такой Локшин?

— Замполит был капитана Поливанова, он живой. С ним капитан Поливанов вчера по телефону говорил.

— Подумаю, — сказал Синцов.

Он испытал приступ тоски. Страшно тридцатилетнему человеку на войне вдруг, как маленькому, вспомнить, что он тоже сирота.

Об отце память была не собственная — через мать: забрали из-под Вязьмы на германскую войну народного учителя, а обратно прислали только извещение, что погиб за царя и отечество. О матери помнил сам, но смутно, как, умирая в тифу, отстраняла горячей рукой, чтобы не подходил, не утыкался.

Вот и все воспоминания…

«А этот, конечно, помнит все, всякую мелочь. Всего год назад было. А что помнит, лучше не спрашивать…»

У входа в землянку мальчик прижался к стене окопа и пропустил Синцова вперед.

— Заходи, погрейся, — сказал Синцов.

— Я пойду вам оружие к бою подготовлю, товарищ старший лейтенант.

— Что за оружие? — спросил Синцов. — Свой автомат, что ли, отдашь?

— Нет, — сказал мальчик. — У меня капитана Поливанова автомат остался. Только у ложа кусок отщепило, но я подрежу, ничего будет.

«Да, вот и все, что осталось от капитана Поливанова, — подумал Синцов,

— мальчик Ваня да автомат со щербиной на ложе».

— Ладно, иди, — сказал он мальчику и шагнул в землянку.

В землянке, когда он вошел, сидели четверо: Завалишин, батальонный комиссар в телогрейке, который только и мог быть замполитом полка Левашовым, и двое гостей: белокурый старший политрук со знакомым лицом и широкоплечий, коротенький, рыжий, очкастый человек в гимнастерке без петлиц.

Синцов отрапортовал о своем прибытии по приказанию товарища батальонного комиссара.

— Уже знакомы, но познакомимся еще раз, как говорится, при свете дня. — Левашов встал и, шагнув навстречу Синцову, пожал ему руку.

— Захватил к тебе с собой гостей из Москвы, корреспондентов. Имеют задание написать «Сутки боя на КП батальона». Обещают ни на шаг от тебя, если живот от страха не заболит. Предлагал в штабе полка остаться, что не увидят — домыслить. Не согласны.

— Рад п-познакомиться, — слегка заикнувшись, сказал рыжий. Лицо у него было розовое, хитрое, все в маленьких, таких же рыжих, как волосы, веснушках.

Синцов повернулся к старшему политруку со знакомым лицом. Так вот где их в третий раз свела судьба! Чего на свете не бывает!..

— Здорово, Синцов. — Люсин протянул руку.

— Здравствуйте, — сказал Синцов, пожимая эту с излишней быстротой протянутую руку.

— Неужели знакомы? — весело спросил Левашов.

— Знакомы, когда-то вместе служили, — радостно улыбаясь, сказал Люсин.

«Наверно, боялся, что не подам руки, а теперь обрадовался, дурак», — подумал Синцов и, ничего не сказав, повернулся к вошедшему в землянку пожилому ординарцу Ильина.