Солдатами не рождаются

«А о подготовке завтрашней операции будет говорить уже с Ильиным, со мной не хочет зря время тратить», — подумал Синцов о Туманяне, выходя из землянки.

Он шел по окопу впереди лейтенанта с перебитым носом и слышал, как тот хрустит сапогами по снегу. «Так вот кто, оказывается, там, в резерве, стоял в затылок за Богословским. А может, не только за Богословским, а теперь и за мной, все же бывший полковник, сегодня зам у Ильина, а послезавтра вместо меня — комбат. Это недолго. И даже наверное назначат, если не пьяница».

— Не расстраивайся, комбат, не такое с людьми бывает, — сказал за спиной лейтенант с перебитым носом. Голос его не был хриплым и злым, как там, в штабе армии. Голос был чистый и добрый.

«Сейчас ты — как стеклышко, — подумал Синцов. — А какое с людьми бывает, это я и без тебя знаю».

— Не расстраивайся, — повторил еще раз лейтенант. — Вернешься из медсанбата, сдадим тебе батальон в лучшем виде.

Услышав это, Синцов подумал еще раз, что, вполне возможно, через день-два этот Зырянов проявит себя, как положено бывшему полковнику, и будет назначен на батальон. А заговорив про возвращение, просто решил поддержать уходящего товарища. Это от него зависело — слова. А все остальное не зависело. В том числе и собственное назначение. Коли назначат, отказываться не будешь!

— Что молчишь? — спросил Зырянов, когда они прошли еще два десятка шагов.

— А о чем говорить? — впервые за все время отозвался Синцов.

И в самом деле, о чем говорить? Надо сдавать батальон и идти в медсанбат. И раз так, чем скорее, тем лучше, незачем чикаться и расстраивать себя. Он со злостью подумал о раненой руке и о Люсине: «Вывел из строя, сволочь!»

— Куда идем? — спросил Зырянов.

— Сейчас сведу вас с адъютантом батальона, он за командира роты. До прихода Ильина познакомит вас со своей ротой и с третьей, чтоб времени не упускать. А все остальное — с новым комбатом, — добавил он, в первый раз и мысленно и вслух называя так Ильина.

— Ясно, — сказал Зырянов и за рукав ватника удержал Синцова у самого входа в землянку. — Два слова, по-товарищески.

— Слушаю вас.

— То, что слышал там от меня, умерло. Так?

— Так.

— И что пьяным видел, пусть умрет. Имел причины. А вообще пью по норме, водки у солдат не ворую.

— Все ясно, — сказал Синцов.

Гурский сидел на том же месте, где Синцов его оставил, а Рыбочкин, длинный и вдохновенный, вытянув из воротника полушубка жилистую мальчишескую шею и зажав в руке сдернутую с головы ушанку, так, словно он выступал на митинге, громовым голосом читал стихи:

Теперь
Не промахнемся мимо.
Мы знаем кого — мети!
Увидел Синцова и осекся.

— Что остановился, продолжай. Свои?

— Маяковского, товарищ старший лейтенант, своих не пишу.

— Н-небольшая дискуссия, — сказал Гурский. — Я ему г-говорю, что людям во время войны нужно: «Напрасно ст-тарушка ждет сына д-домой», а он мне лепит М-маяковского.

— А я доказываю, товарищ старший лейтенант, что у Маяковского на все случаи жизни есть, — сказал Рыбочкин, все еще продолжая тискать ушанку в руке.

Синцов усмехнулся. Больно уж неожиданно все это было: спор о поэзии и старшего лейтенанта — в судьи. А кого же еще, раз война?

— Дочитай, что хотел.

— Я что доказываю…

— Ты не доказывай, ты дочитай, что хотел.

Рыбочкин отвел в сторону руку с ушанкой, откинул голову и крикнул:

Теперь
не промахнемся мимо.
Мы знаем кого — мети!
Ноги знают,
чьими
трупами
им идти.
Нет места сомненьям и воям.
Долой улитье — «подождем»!
Руки знают,
кого им
крыть смертельным дождем.

— Про трупы — крепко! — сказал Зырянов.

Рыбочкин остановился, посмотрел на Синцова и с готовностью сказал:

— Могу и дальше.

— Дальше времени нет, — сказал Синцов.

И, представив друг другу Зырянова и Рыбочкина, приказал Рыбочкину провести нового заместителя командира батальона в роты — свою и Чугунова.

Шевельнулась было мысль сходить самому, но удержался. Странно чувствует себя человек, которому больше нечего делать там, где только что, казалось, невозможно было без него обойтись.

Гурский встал, сунул блокнот в полушубок и сказал, что, если товарищи командиры не возражают, рядовой необученный Гурский пойдет с ними в роты.

— Идите, — равнодушно сказал Синцов и протянул Гурскому руку. — На всякий случай.

— Увидимся, я еще в-вернусь к вам.

Синцов не ответил. Не хотел вдаваться в объяснения.

Оставшись один, подумал о своем вещевом мешке. Хотя в нем и невелико богатство, но все же оказаться в медсанбате без бритвы и смены белья ни к чему. В боях потом будет не до тебя и не до того, чтобы отправлять тебе в медсанбат твой мешок. Возможно, Ильин уже подгреб там, в тылу, все штабное хозяйство, в том числе и мешок. Надо будет спросить, когда придет… Очень захотелось, чтобы Ильин пришел поскорей. Чтобы не долго его дожидаться. В таких делах проволочка — хуже нет.