— Переаттестация кончится — перейду с политработы на строевую. Будем с тобой соседними батальонами командовать.
— Думаю, вам и побольше батальона дадут, — сказал Синцов.
— А побольше дадут — спасибо. С первого дня войны в замполитах полка — ни взад, ни вперед!
— А вы в-возьмите да п-посоветуйте, чтоб вас назначили куда п-повыше, — подал голос Гурский.
— А я не хочу повыше, я хочу к делу поближе. — Левашов встал.
Синцов поднялся вслед за ним.
— Оставайся, сам найду, — сказал Левашов и ткнул пальцем в Гурского. — С ним поговори, пока время есть. Позвоню, если понадобишься…
22
— А знаете, что Левашов мне про вас сказал? — спросил Гурский, когда они остались вдвоем с Синцовым.
— Что?
— «Поговори с комбатом, комбат — личность!»
— Из чего он это вывел?
— Из того, что вы эту в-высоту напросились брать.
— Все мы по-своему личности.
— Между п-прочим, с этим на войне не всегда считаются.
«Вот и плохо, когда не считаются», — хотел сказать Синцов, но вместо этого только пожал плечами.
— А что, с вашей т-точки зрения, главное в командире?
— Смелость и правдивость, — сказал Синцов. — Остальное можно списать.
— В каком смысле?
— В том смысле, что не всяко лыко в строку.
— Ну, а, скажем, смел и п-правдив, но пьяница?
— А тот, кто пьян, правды о бое не знает.
— А вы во многих боях б-бывали?
— Считайте сами, — сказал Синцов. — Полтора года войны, из них четыре месяца в госпиталях, три — на курсах, остальное — передовая.
— А если п-поподробней?
— Подробней долго, — сказал Синцов.
В боях, не в боях… Если выбрать из всей войны только те часы, когда был именно в бою, и месяца не сложится. Но как это считать? Перед боем, в бою, после боя?.. Где тут граница, если иногда ожидание боя треплет нервы хуже, чем сам бой? А после провала, когда все прахом, такой камень на душе, что, кажется, лучше б не жил! Нашел что спросить: в скольких боях?.. Всего-навсего в одном, да только он еще не кончился. Пули, что ли, считать или снаряды, что рядом легли?.. Это если на войну на день приехал, можно считать. Тогда и осколок, что рядом упал, в карман берут…
— Н-ну ладно, что с вами сделаешь. — Гурский взглянул на молчавшего Синцова и вынул блокнот. — Т-тогда давайте п-подробно про сегодняшний бой…
Коротко отвечая на вопросы Гурского, Синцов понимал, что, переменись они с Гурским местами, он, наверно, спрашивал бы то же самое. На минуту, пока отвечал, шевельнулось в душе что-то старое, напомнившее самого себя, шевельнулось и исчезло. Он уже не мог представить себя человеком, расспрашивающим других людей о том, как они воюют.
— А теперь один личный вопрос, — сказал Гурский, закрыв блокнот. — Что у вас в-вышло с Люсиным?
— А что он вам сказал? — Синцов внимательно посмотрел на Гурского. Значит, Люсин сказал Левашову одно, а этому другое.
— Ск-казал, что вы сволочь.
— Поверили?
— П-привык составлять собственное мнение. П-поэтому и спрашиваю вас, что п-произошло. З-за что вы его п-прогнали?
Синцов объяснил. Хотя объяснять было неохота.
— Не п-похоже на него. Он вообще-то не т-трус.
— А я и не говорю, что он трус.
— П-послушайте, вы ведь с ним давно знакомы, он мне рассказывал…
— А мне неинтересно, что он вам обо мне рассказывал, — прервал его Синцов.
— Я сп-прашиваю потому, что не очень ему п-поверил…
— А если не верите человеку, зачем с ним ездите? — снова прервал Синцов.
— Очевидно, п-проявляю свойственную мне неп-принципиальность во второстепенных вопросах.
— Ладно, не будем жевать мочалу, — сказал Синцов. — Не знаю, как вы, а я, когда кого-нибудь ненавижу, делаю это молча.
— Иногда мне вдруг к-кажется, что он д-далеко п-пойдет, — задумчиво, словно обсуждая этот вопрос уже не с Синцовым, а с самим собою, сказал Гурский. — Гладкий п-парень, н-нигде не зацепится. Вп-полне возможно, буду еще к-когда-нибудь работать п-под его рук-ководством.
Синцов ничего не ответил.
— Не хотите г-говорить на эту т-тему?
— Не хочу.
— Тогда п-переменим. Вопрос, как бывшему журналисту: дневник ведете?
— Нет, — сказал Синцов.
— П-почему?
— А вы что, соответствующего приказа не читали?
— Читал, но некоторые п-пробуют его забыть.
— А я не пробую, — сказал Синцов.
Он слишком хорошо помнил этот прошлогодний приказ, которым под угрозой трибунала запрещалось вести дневники, находясь в действующей армии. Под приказ попал прошлым летом замполит полка — под горячую руку пошел в штрафной батальон из-за тетрадочки.
— Не самый удачный п-приказ, п-по-моему, — сказал Гурский. — П-после войны будем рвать на себе в-волосы. Г-говорю как историк п-по образованию. Согласны?
Синцов не ответил: услышал близкую очередь из немецкого пулемета и вскочил. Но продолжения не было. Просто кто-то из своих пробовал немецкий пулемет.
— У вас личное оружие есть? — спросил он у Гурского.
— Есть какая-то п-пукалка дамского образца, выбрал по п-принципу наименьшего веса. А что?
— Еще не исключена возможность, что немцы контратакуют.
— П-пугаете, — усмехнулся Гурский.