Солдатами не рождаются

Она не отстранилась, только поежилась, как от щекотки, и посмотрела ему в глаза.

— Целоваться не будем. Ладно?

— Ты надолго сюда? — спросил он, когда толпа вынесла их из дверей вокзала.

— Наверно, нет. Как отпуск на лечение кончится, уеду на фронт. А что?

— Просто спросил. Ты сейчас куда?

— А разве не к тебе? — сказала она, глядя мимо него на холодную, заваленную снегом площадь и зябко бегущих через нее к остановке трамвая людей.

«До чего же холодно! А когда ехали, попутчики грозились, что здесь будет жарко в шинели!»

— Нам надо с тобой поговорить… — Он сказал это после очень длинной паузы.

— Не бойся, я пошутила, — прервала она. — Проводи меня до мамы и поезжай, куда тебе надо. Спасибо, что встретил. Хотя я и не просила.

— Я встретил потому, что хотел с самого начала… — Он замялся.

«Ах, вон чего! Вспомнил, как тогда, перед войной, вдруг приехала к нему, без телеграммы… Может, вообразил, что и сейчас…»

— Ты не волнуйся, — сказала она. — Я после того приезда к тебе уже не считала себя замужем. Только развестись в голову не пришло. Ну как, полегчало?

— Мне не надо ничего облегчать, — сказал он. — Я знаю, как ты любила меня…

«Скажи пожалуйста, — сердито подумала Таня, — неужели и в самом деле так любила его, что он и до сих пор воображает! Вот дура-то…»

— Я виноват перед тобой. Я считал, что ты погибла, и осенью женился… на одной очень хорошей женщине.

— Не на той, что тогда?.. — не удержалась и спросила Таня.

— Нет, нет, — поспешно сказал он. — Это совсем другое, совсем другое… Она даже немножко старше меня, как ни странно.

— Очень рада, что не та. Она мне тогда не понравилась: очень уж испугалась меня…

— Ты должна до конца понять…

— Я все понимаю. Сходим в загс и разведемся. Если хочешь, хоть завтра. Или ты уже развелся?

— Да… — сказал он с запинкой. — Я осенью, когда…

— Ну и отлично, — снова перебила она его. — А теперь я тоже заявление подам, или вместе сходим, не знаю уж, как это делается.

— Да, конечно, конечно, — с готовностью сказал он. Его поразила легкость, с какой произошло их объяснение.

— Чему удивляешься? — спросила Таня, поглядев на него. — Я то, последнее письмо послала, когда мы уже в эшелон грузились… Думала, что и ты на фронт… Потому и написала: «Верю, что увидимся!» В смысле будем живы, просто как человеку. А в остальном считала, что на этом крест и хорошо, что детей нет. И вела себя как свободная. С мужчинами жила… Да. Что глядишь?

— Неправда. Ты просто хочешь…

— Почему неправда? Думаешь, хуже тебя были?

Она подумала о Дегтяре, потому что больше думать было не о ком, и повторила убежденно:

— Не хуже, а гораздо лучше.

— Почему ты так зло говоришь со мной? — сказал он обиженно.

— Глупо встретил, вот и разозлилась. Испугался, что побегу твою жену кислотой травить?

— При чем тут это?.. Я вовсе не думал. Я просто хотел, чтобы все было…

— Тихо, гладко, как по расписанию? Эх, ты… Расскажи лучше, как мама живет.

— Мы говорили с ней только по телефону. Я давно не видел ее.

— Как давно?

— С октября.

— А… понятно.

— Мне было бы трудно ей объяснить. Я женился, когда поверил, что ты погибла. А она по-прежнему считала, что ты жива. И я решил, что лучше ее не тревожить всем этим.

— Ах, Коля, Коля, так тревожишься о других, что сам запутался… Маму не мог видеть, потому что боялся сказать ей, что я погибла, а теперь жене нужно объяснять, что я жива. Когда отец умер, был у мамы?

— Да. Не сразу. Уезжал на эпидемию. А когда вернулся, зашел. В последний раз. Вот уже и завод виден…

— Ладно, — сказала она. — Ты меня только до ворот проводи. Остается решить, когда нам с тобой в загс сходить. У мамы есть твой телефон?

— Есть, служебный.

— Я на днях позвоню тебе.

Этот долгий разговор, начавшийся еще у вокзала, продолжался сейчас на снежном ухабистом пустыре, в конце которого виднелся длинный заводской забор и въезжавшие в ворота грузовики с железным ломом.

— Таня!

Они уже стояли рядом с заводскими воротами, перед саманной будкой с вывеской «Бюро пропусков». Ему оставалось только скинуть с плеч и отдать вещевой мешок.

— Дай мешок, Коля.

— Хочешь, я зайду с тобой в бюро пропусков? — спросил он, снимая с плеч мешок.

— Не хочу.

— Таня!

— Ну что?

— Я хочу, чтоб ты знала: все вышло, как вышло, но все равно я никого не любил так, как тебя.

— Что дальше?

— Не знаю. Я просто сказал тебе правду.

Голос звучал искренне, и это удержало ее от резкости. Ну что ж, может, он и в самом деле не так уж любит эту свою жену. Но ей-то какое до всего этого дело?

— Дай мешок, Коля. В конце концов, это свинство — держать меня. Я хочу поскорее увидеть маму.

— А я хочу поскорей еще раз увидеть тебя! Понимаешь?

Она посмотрела ему в глаза и поняла. Там, на вокзале, боялся, что она предъявит на него права. А сейчас, почувствовав себя в безопасности, настроился на старые воспоминания.

— Не знаю даже, что тебе на это ответить. Подожди хоть, пока разведусь с тобой. А то не будем знать с твоей новой женой, кто перед кем виноват!

Но он не понял насмешки и сказал с глупой страстью в голосе:

— Так когда же мы увидимся?

— Дай-ка мешок. — Таня, дернув за лямки, вырвала мешок у него из рук.

— Прости, я не хотел…