Солдатами не рождаются

Примостясь на диване, она скинула валенки и завернула ноги в полушубок. Очень хотелось сунуть ноги обратно в валенки, перейти комнату, отдернуть пятнистую немецкую плащ-палатку и посмотреть на Синцова, как он там лежит и спит. Борясь с этим желанием, она прислушалась. Синцов правда спал очень тихо. Но ей все-таки казалось, что до нее доносится его усталое дыхание. Ей мешало подойти к нему чувство неловкости перед людьми, которые доверчиво устроили ее здесь, не допуская мысли, что она может разбудить их комбата. Было бы стыдно, если бы кто-то вошел и застал ее стоящей над ним. А ей не хотелось, чтобы ей было перед кем-нибудь стыдно ни сейчас, ни потом…

Она проснулась, вздрогнув еще во сне от резкого металлического щелчка. Спиной к ней стоял Синцов, и рядом с ним, тоже спиной, еще кто-то, высокий. Синцов держал навскидку немецкий автомат и, как ей показалось, почему-то целился в стену.

— Вот поэтому и не взял тебя ночью с собой, что ты, оказывается, владеть оружием еще не научился, — говорил Синцов негромким сердитым голосом. — Трофеи любишь, а стрелять из них не умеешь. У немецкого автомата какая болезнь? Пружина в магазине слабая. Если при полностью снаряженном магазине не стрелял день-два, а потом не проверил, она может подвести — не подать очередной патрон. Как у тебя сегодня. Куда это годится?

— В первый раз, товарищ капитан!

— А для похоронной два раза не надо. Не окажись с тобой рядом Авдеича — сидел бы писал сейчас похоронную твоей мамаше. Веселое дело.

— Не думал, что вам донесут.

— Не донесут, а доложат. Повторите!

— Доложат.

— Вот так! Иди. И скажи спасибо, что не при бойцах выволочку получил. В другой раз не пожалею. Автомат свой забери. Он мне не нужен, тем более грязный.

Высокий взял из рук Синцова автомат и вышел, на ходу обиженно дернув плечами.

Синцов повернулся к Тане и увидел, что она лежит с открытыми глазами.

— Давно не спите?

— Нет, только что. — Она села. — Кого это вы так?

— Нашего Рыбочкина, адъютанта. Беззаветный парнишка, но приходится воспитывать.

Таня улыбнулась:

— Так сказали о нем, словно вам самому пятьдесят.

— А на войне сам себе иногда кажешься старше, чем есть, — без улыбки сказал Синцов и, бросив руку за спину, не глядя подвернув под себя кресло, сел напротив Тани. — Ты даже не представляешь себе, как я рад тебя видеть!

— Он крепко стиснул ей руку, кажется, хотел задержать, но отпустил.

Впервые сказал ей «ты». Раньше никогда не говорил. Хотя мог бы давно. Даже когда шли из окружения и когда потом тащил ее с Золотаревым — все равно все на «вы». И он, и она ему: «Иван Петрович». С Золотаревым на «ты», а с ним — на «вы».

Она смотрела ему в лицо и молчала.

— Надолго к нам?

— В принципе отпускная до завтра, до утра.

— Значит, ночуешь у нас при всех обстоятельствах. А утром проводим тебя.

«Да, при всех обстоятельствах… — подумала она. — Обстоятельства простые — взяла и пришла к тебе, и никуда не хочу от тебя уходить…» Она посмотрела на него так, словно сказала все это вслух.

— Я узнала про ваших товарищей. Они оба живы и поправлются.

— Спасибо огромное! Видели их? — снова перешел он на «вы».

— Нет, узнала через других. Так до сих пор все и сидела со своими немцами. Только сегодня в шестнадцать закончила их эвакуацию и прямо к вам.

— Молодец! — Он снова крепко стиснул ей руку и снова отпустил.

«Ясно, молодец! — улыбнулась она самой себе. — Теперь вижу, что оба хотели этого. А сделала я».

— Скажи мне, который час? — Она наконец тоже впервые сказала ему «ты».

Он посмотрел на часы.

— Двадцать один ровно.

— Хочу умыться. — Она встала, огорченная тем, как мало остается времени.

— А может, вообще хочешь помыться после этого их госпиталя? — спросил он. — Особых условий у нас нет, конечно. Но все же чулан плащ-палаткой завешен, таз дадим и чайник с кипятком — все, что в силах.

Она ничего не ответила, только радостно кивнула, и он, отдернув плащ-палатку в изголовье своей койки, достал из-под подушки и протянул ей полотенце.

— Чистое.

— Что у вас тут готовится? — Она кивнула на стол.

Она только теперь, когда встала, заметила, что на столе кругом стоят приборы — тарелки и кружки, а посредине еще что-то, накрытое газетами.

— Решили немного отметить, что Паулюса в плен взяли и в батальоне у нас тоже сегодня одно событие…

Она уже знала об этом и от Левашова и от Ильина и ждала, что он сейчас скажет ей об этом сам, но он не сказал.

— В общем, собрали понемногу и пайкового и трофейного. Так и так собирались тебя будить, чтобы вместе.

— А я не задержу вас? — спросила она, взмахнув полотенцем.

— Ничего, подождем.

— Я быстро.

Они вместе вышли в соседний подвал. Теперь там за столом у телефона сидел не Ильин, а этот длинный, которого отчитывал Синцов.

Он поднялся и, стоя у стола, с любопытством смотрел на Таню.

— Чего стал, знакомься, — сказал Синцов и, когда Рыбочкин подошел и поздоровался, спросил его: — Где Иван Авдеич?

— Вышел куда-то.

— Я покажу, где помыться. А ты зови Ильина и Завалишина. Будем ужинать.

Синцов пошел вместе с Таней, но в это время затрещал телефон, и Рыбочкин крикнул вдогонку:

— Товарищ капитан, вас!