Слова брачной клятвы будут произнесены на закате, с которого, по персидским понятиям, начинаются новые сутки, а предшествующий тому военный парад планируется провести на равнине в присутствии царственной пары и всех высших военачальников, как наших, так и афганских. Потом жених с невестой, полководцы, вожди и другие сановные лица поднимутся в цитадель для участия в главном обрядовом действе. А уж по его завершении в небо взлетят и змеи, и голуби, что послужит сигналом ко всеобщему ликованию.
Празднование продлится всю ночь и весь день, даже после того как поутру молодые удалятся в покои. Оно не утихнет и с новым днем, какой, по обычаю, следует посвятить щедрости и милосердию. Что же касается нас, служивых, то последняя репетиция марша состоится где-то за пять часов до парада, после чего всех распустят начищать форму, оружие и доспехи. Предполагается, что мы успеем привести себя в лучший вид — умыться, подстричься, подровнять бороды, натереть зубы воском.
За несколько дней до всей этой кутерьмы происходит еще кое-что. Открывается обелиск в память о павших греках и македонцах. Церемония проходит на рассвете. На камне высечены шесть тысяч и девять сотен имен. Все перечислены — Илия, Лука, Толло. По этому поводу Стефан сложил прощальную песнь.
Потом устраиваются поминальные игры, поглазеть на которые собираются толпы людей. Да и от охотников показать себя нет отбою. Настроение торжественное, но не печальное, а приподнятое. Строители и землекопы сооружают ипподром с дорожкой в четыре стадии между поворотными пунктами. Первоначально предполагается, что состязаться там будут только греки и македонцы во избежание всплеска возможного недовольства со стороны афганских старейшин. Участие своих соплеменников в скачках они могут расценить как недопустимое по здешним понятиям почитание павших врагов. Однако игры проводятся в непосредственной близости от становищ, где группируется не подыскавший себе приюта в городе люд из Бактрии и Согдианы. Среди этих туземцев немало превосходных наездников, которые так и рвутся продемонстрировать свое мастерство, — как же им отказать? В итоге к скачкам допускаются все. Я тоже решаю малость размяться на своей Снежинке, и, кстати, небезуспешно. Один заезд мы выигрываем, во втором приходим третьими, но в конце концов моя вымотанная походной жизнью кобылка сдает, и мы с ней, отказавшись от дальнейшей борьбы, присоединяемся к зрителям.
Стоя с Флагом в очереди к палатке, где принимают ставки, я примечаю знакомую белую бороденку (по-афгански — спингар). Это Аш, тот самый погонщик мулов из Кандагара, который нашел нам женщин-носильщиц для перехода через Гиндукуш.
Я толкаю старого хрыча в бок.
— Клянусь Зевсом, а я, дурень, думал, что всех воров и разбойников засадили в темницы.
Он ухмыляется, скаля редкие зубы.
— Видно, не всех, если ты на свободе.
Мы обнимаемся, как родные. Без шуток. Похоже, правда, что давних врагов объединяет особая близость, перерастающая с годами в приязнь.
— Аш, что тебя сюда привело?
— Мулы, что же еще?
Мы находим местечко потише, чтобы без помех поболтать.
— На сей раз ты, надеюсь, без женщин? — спрашиваю я.
Старик воздевает ладони к небесам.
Флаг рассказывает ему обо мне и Шинар.
— Неужели это все правда? Не верю!
Чтобы заставить Аша поверить, мне приходится призвать в свидетели Небо! Он трясет бороденкой, пытаясь вспомнить Шинар.
— Которая же это девонька, а?
— Да та, какую ты колотил пуще прочих. Которую я потом выкупил у тебя.
— Храни нас Всевышний! — восклицает он, снова воздевая ладони. — Похоже, эта страна вселила в тебя сумасшествие еще большее, чем я думал.
Флаг сообщает старику о Луке и Гилле, об их ребенке. Аш опечален.
— Славный был малый, — говорит он. — Да упокоится его душа с миром.
Аш остановился в палаточном городке, примерно в миле отсюда, вверх по реке. Там большой лагерь панджшеров.
— Отобедайте со мной, друзья, — предлагает он.
Однако нам приходится отказаться: скоро сеанс предпарадной шагистики. Скука, занудство, но пропускать эти вещи нельзя. Договорившись встретиться позже, мы уже собираемся удалиться, но старый разбойник удерживает меня за руку:
— Ее брат здесь, ты знаешь?