Оказывается, освободить женщину в этой стране не так-то просто. Строго говоря, Гологузка не нуждается в освобождении, ведь она не рабыня и не принадлежит никому. Ни Ашу, ни даже мне. Однако в жизни своей местные жители неукоснительно руководствуются великим множеством правил, среди каковых выделяется так называемый тор — свод установок, определяющих женское бытие, согласно которому каждая женщина должна пребывать аз хакак, «под охраной» какого-либо мужчины. Обычно до замужества пригляд за ней осуществляет отец, потом муж, но если прямые попечители почему-то отсутствуют (чаще всего по причине безвременной смерти от меча, кинжала или копья), то эту обязанность берут на себя братья, дядья или даже сыновья оставшейся без защиты афганки. Получается, что, уплатив за носильщицу выкуп, я как бы взял ее под опеку.
— Теперь ты ее муж, — посмеивается Аш. — Она твоя жена.
Флаг с Толло и другие парни вовсю потешаются над моим затруднительным положением. А заодно предупреждают, что я, влезши в это дело, нарушил еще один афганский кодекс, нангвали, и теперь, если у этой девицы объявятся родичи мужского пола, они просто обязаны будут меня прикончить. Сообщая мне это, они ржут — вот козлы!
— Ты должен понять, Меки, — Аш называет так всех македонцев, это его версия прозвища мак, — подобная женщина, — и он вскидывает обе ладони, словно отталкивая проклятие, — у нас считается наварзал и аффир.
Нечистой и неприемлемой?
— Тогда пусть продолжает работать за плату.
— Какая плата? Я не так богат, чтобы платить чужим женщинам. Я всего лишь бедный старик.
— Ты старый разбойник.
Что тут поделать? Я оставляю Гологузку при Аше, причем, поскольку она продолжает тащить по горам свой мешок, хитрому продувному афганцу по-прежнему начисляются за нее деньги, но ей он при этом не платит ни медяка, заявляя, что это было бы непозволительным расточительством.
И ведь что интересно, чем чаще мы с этим старым мошенником препираемся, тем больше сближаемся и по ходу дела уже начинаем трапезничать вместе, рядком пристроившись к какому-нибудь придорожному камню, способному послужить нам столом. Сдается мне, что при всей своей напускной язвительности мой порыв старик понял — и по-своему даже одобрил.
Однажды вечером, когда я пишу письмо невесте, он, глядя на это, вдруг спрашивает:
— Ты ей обо всем сообщаешь, Меки?
— Обо всем, что ей нужно знать.
Паршивый старикашка заливается смехом.
15
Зиму армия проводит в Баграме, гарнизонном городке, построенном пару столетий назад Киром Великим у подножия центрального горного массива. Широкую защищенную от ветров хребтами и пиками долину, где он расположен, омывают две реки — Кофен (или Кабул) и Панджшер.
Рай, да и только. Так, во всяком случае, представляется нам. Есть где расквартировать войска, есть чем их прокормить, сносный климат, полно фуража и вдосталь места для муштры и учений. Солдат не должен застаиваться. Между тем северные перевалы, по слухам, уже на дюжину локтей засыпаны снегом, а к середине зимы толщина слоя обещает удвоиться. Такая преграда непреодолима даже для Александра, в Бактрию ему не пройти. Как и предсказывал Аш, до весны Бессу со Спитаменом нас нечего опасаться. Однако длинные вереницы верблюдов и мулов продолжают подниматься из Кандагара, доставляя доспехи, оружие, съестные припасы и все необходимое для предстоящего наступления. С одним из таких караванов прибывает и Дария, любовница Илии. Яркая красота этой женщины покоряет сердца обитателей маленького мирка и делает ее чем-то вроде знаменитости, во всяком случае, среди македонцев. А вот афганцы ненавидят свою соплеменницу, связь с захватчиком — это предательство, ниже афганка уже пасть не может. Дария с Илией селятся в старой части Каписы, на уютной улочке с тутовыми деревьями (шелковицами) и дикими сливами. Живут они на широкую ногу, принимают гостей, и мне приходит в голову пристроить свою Гологузку к ним в услужение. Провернув это, я испытываю невероятное облегчение. Что называется, гора с плеч.
Армия между тем занята учениями и строительством нового укрепленного опорного пункта. Предполагается, что он со временем разрастется и станет новой Александрией — возможно, Кавказской.
Теперь мы постоянно видим царя. Каждый день он в сопровождении всего двух вестовых и пары юных телохранителей объезжает обучающиеся войска, часто спешиваясь и указывая на замеченные ошибки. Армия его обожает.
Мы живем в шатрах, выстеленных соломой. Человек по шестнадцать, если не считать женщин, которые стряпают, шьют, стирают — короче, создают нам уют. Нынче даже Лука обзавелся девицей, это длинноногая дылда Гилла. Во всей нашей компании только у меня нет подружки, хотя должен признаться, что у шлюхи я все-таки побывал. Теперь вот гадаю, считать это изменой моей невесте или нет? И выпивать я стал больше, чем раньше. Холодно, скучно — как тут не пить?