Солдаты Александра. Дорога сражений

Уж если проводятся какие-либо учения, то в условиях, ничуть не уступающих боевым. Подъем и построение до рассвета. Марш-броски с полной выкладкой на тридцать миль, а то и на сорок. При этом подкрепляешься только тем, что тащишь с собой — никаких обозов и полевых кухонь. И да помогут боги тому, у кого сотрутся ноги или развалятся сапоги. Дома, в учебных подразделениях, недотепистых новичков подгоняют младшие командиры, здесь это делают сами солдаты. А еще — Александр. Но не бранью или разносами, а личным примером. Да-да, наш царь глотает пыль и месит грязь бок о бок с нами, обычными рядовыми. В простых доспехах, при полном вооружении, он словно летит над землей, устремляясь вперед. За ним не угонишься, он во всем первый. Но он всегда рядом, и ночью, и днем. Лучшего командира ждет трапеза в царской палатке, и знаменитые Кратер с Гефестионом будут беседовать с ним как друзья. Телесных наказаний в армии Александра не существует: самое страшное, что с тобой могут сделать, — это отчислить из войскового состава, но подобный позор хуже смерти. Один неодобрительный взгляд Александра мигом сбивает всю спесь с самых бравых вояк, тогда как его улыбка или похвала делает исполином последнего замухрышку.

Солдаты влюблены в Александра. Это не преувеличение. Он всегда в центре внимания, люди стараются подражать ему в движениях, в жестах, в любых мелочах, прибегают к разнообразным уловкам, стремясь как-то выделиться из толпы, привлечь его взгляд, понравиться ему, — в общем, ведут себя как очень робкие, но упорно добивающиеся взаимности воздыхатели. Если с ним приключается что-то неладное, армия чувствует это даже за много миль и приходит в волнение. Беспокойство не унимается до тех пор, пока войска вновь не увидят царя в добром здравии.

Для Александра — все, что угодно. Как бесконечно ни длилась бы всем надоевшая, утомительная муштра, никто не ропщет. Какими бы идиотскими ни казались задания, они выполняются беспрекословно. Приказано разбить лагерь — и мы разравниваем площадку в пять миль. Приказано сняться — и мы бросаем недоделанную работу. А уж на стройке долбим мерзлую землю так, что комья летят. Долбежка, только иная, продолжается и в палатках. Днем армия неустанно тренируется или трудится, ночью наваливается на девиц. Недаром все наши парни поджары, как леопарды, они так и рвутся из клетки, в которой их держит зима.

Впрочем, передовые конные подразделения, набранные исключительно из самых рослых и привлекательных молодцов, уже двинулись в горы для переговоров с тамошними племенами. Одним из отрядов командует мой брат Илия. Красавцы кавалеристы, восседающие на великолепных конях, везут с собой замечательные дары — золотые кубки, дамасские клинки и все такое. Им даны полномочия говорить и действовать от имени самого Александра. Ведут их проводники — пактианы из племен панджшер, салангай и кавак, населяющих то самое высокогорье, через которое армия пойдет весной. Будут ли эти кланы противиться нашему переходу? Их численность, если считать с хелами из долин и предгорий, составляет, по разным слухам, от ста двадцати пяти до ста семидесяти пяти тысяч человек. До сих пор они давали отпор всем захватчикам, включая и Кира.

Разумеется, нас готовят к войне с этими горцами, то есть к боевым действиям в местности, где врагам знаком любой камень и куст. Каждому отряду придаются легкие метательные машины и стрелковые подразделения. Мы обучаемся передвигаться на снегоступах, привыкаем к зимней одежде и обуви. Наши инженеры при поддержке передовых отрядов приводят в порядок дорогу от Каписы вплоть до подходов к ущелью Панджшер.

И все это время мы сосуществуем бок о бок с нашим возможным противником — сотни туземцев вместе с семьями зимуют в долине реки Кабул и еще тысячи на окрестных плато. Их часто можно видеть в оружейных кварталах Ваграма, они прибывают верхом, вооруженные до зубов.

Многие прибиваются к армии, пристраиваются на какие-то службы. Несколько человек взяли обыкновение являться на наши вечерние посиделки, и я знакомлюсь с двумя братьями, примерно моими ровесниками, — зовут их Какук и Хазар. Первое слово, которому они меня учат, — «ташар», оно означает «звереныш». Когда я выговариваю его, братья смеются, указывая друг на друга. Славные парни, красивые, как молодые львы, один совершенно черноволосый, второй посветлей. Их кустистые бороды постоянно чуть задраны, они гордятся собой, как бойцовые петухи. На деньги эти головорезы смотрят с презрением и запросто способны спустить месячное жалованье в один вечер, а к нам их влечет юношеская любознательность и жажда острых, еще не изведанных ощущений.