Солдаты Александра. Дорога сражений

Постоянная угроза гибели, нависающая над каждым из нас, меняет многое, заставляет взглянуть на мир по-другому. Одно дело — рисковать собой в бою, чувствуя локоть товарища, и совсем иное — плестись куда-то замотанным по глаза в тряпки. Тут не до геройства, тут главное — выжить. Взять хоть Луку — сразу видно, что на душе у него скребут кошки.

На седьмую ночь до нас добираются двое посланцев ушедшего вперед отряда. Они сообщают, что дальше по курсу, всего в каких-то трех милях отсюда, обнаружилась деревушка. Там, в засыпанных снегом амбарчиках, есть и еда, и фураж.

В эту ночь нас опять осаждают стужа и тьма, но они уже не так страшны. Впереди брезжит надежда.

Весь следующий день мы упрямо прем вверх, преодолевая сопротивление встречного ветра. В его силе и непрерывности нам видится добрый знак: значит, перевал уже рядом. Ближе к полудню мы натыкаемся на свежие захоронения. Это могилы наших соотечественников из авангардных отрядов. Стыдно признаться, но в известном смысле находка нас радует, поскольку свидетельствует, что мы не сбились с пути.

Однако теперь к нашим бедам добавляется «горная болезнь» — потеря ориентации, тошнота, слабоумие. Каждый пустяк вырастает в проблему. Скажем, ты вспоминаешь, что в твоей торбе есть кусок вяленого мяса, и решаешь его достать. Все бы ничего, но пока стягиваешь рукавицы и развязываешь котомку, уже не помнишь, за каким демоном тебе понадобилось туда лезть. Или еще пример: двое наших парней обвязали головы солнцезащитной — сплошь в мелких дырочках — тканью, но не надвинули ее на глаза. Просто забыли. Результат — снежная слепота, их ведут на веревке, как мулов.

Мы шагаем набычившись, опустив головы. Нас вроде бы много, но это множество одиночеств. Каждый движется сам по себе, в собственном коконе, наедине с собственной болью. Топая, видишь свои же ноги и слышишь скрип своих же шагов.

Где наши проводники? Давешние гонцы говорили, что вдоль тропы будут расставлены линейные часовые, чтобы направлять в нужную сторону проходящие мимо подразделения, но этих ребят нигде не видать. Куда они подевались?

Чуть позже ко мне пристраивается Лука и говорит, указывая на солнце:

— Слушай, тут что-то не так. Видишь, мы чешем прямиком на северо-восток?

— Да? А куда нам надо?

— Я не знаю. Но не туда.

Может, и не туда, кто его разберет. Но разве в горах бывают прямые тропы? Вот и наша вихляет, петляет, то ныряя в ущелья, то огибая пики. От скуки невольно начинаешь присваивать наиболее причудливым скальным нагромождениям названия: «Вешалка с шубами», «Две башни», «Ледяной дом». В общем, все в таком роде.

Где же эта деревня? Доберемся ли мы до припасов? Погреемся ли наконец у огня?

Минует полдень. Мы тащимся то по осыпающемуся щебню, то по исполосованным трещинами ледовым полям. Снова растягиваемся, разрывы между группами увеличиваются, но это уже никого не волнует. Привыкли и, честно сказать, дальше носа не смотрим.

Неожиданно впереди возникает какая-то сумятица. Неужели наткнулись на долгожданный поселок?

Как бы не так. Оказывается, мы столкнулись с нашими соотечественниками, движущимися нам навстречу.

— Братья, это не та дорога.

Мы потеряли тропу.

Свернули не в ту долину.

— Отменная работа, ребята!

— И какой долбаный гений всем этим руководит?

Люди и животные вереницей текут мимо нас, направляясь вниз, по только что пройденному нами пути. Я хватаю Луку за рукав.

— Слушай. Это не шутки.

Паники пока нет, но ощущается нарастающая нервозность. Мы поворачиваем назад. Строй, ясное дело, нарушен совсем, суеты добавляется. Ну и конечно, беда не приходит одна: на осыпи нас накрывает буря. Небеса багровеют, ветер взвывает, все исчезает в ледяной круговерти.

Это усиливает неразбериху, что чревато катастрофическими последствиями. Всюду крик, толкотня. Испуг людей передается животным. В эту критическую минуту положение спасает Стефан.

— Всем стоять! — орет он, а потом идет вдоль колонны, заговаривая с людьми, заглядывая им в глаза и призывая каждого взять себя в руки. Это срабатывает. Порядок удается восстановить.

Кто поражает своей стойкостью, так это женщины. Ни одна из них не бросает поклажу, не пытается убежать. Гологузка и Гилла держатся вместе, не отходя от меня и Луки.

— Кэ нииша? — кричу я, силясь переорать ветер. — У вас все в порядке?

Укутанные с головы до пят, они кивают.

Колонна снова пускается в путь. До темноты три часа. Никаких приказов не отдается, но всем и так ясно: необходимо вернуться на тропу и найти ту деревню. Иначе в такую бурю нам этой ночи не пережить.

Мы тащимся там, где только что шли, отмечая знакомые вехи. Мимо «Ледяного дома». Мимо «Двух башен».

Вот и «Вешалка». Черный хребет, где-то пять сотен шагов до гребня. Буран свирепеет. Ни хрена не видать. Надо взбираться вслепую.

— Веревки! Всем обвязаться веревками! Подниматься гуськом, друг за другом.

Колонна ползет вверх по ступенькам, вырубленным во льду. Мы сами их вырубили, когда спускались. Но теперь ветер сильнее и вовсю метет снег. Удержаться почти невозможно.