Солдаты без оружия

— Оставь его здесь, с нами. Пусть будет моим помощником. Он в нашем батальоне третий год, трудно ему уйти, честное слово.

— Какой из него сейчас помощник? На него смотреть-то больно.

— Оставь. Я тебя первый раз прошу.

Цырубин подумал и согласился:

— Хорошо. Оставляю… Как у тебя с бинтами?

— Начальник прислал. Это не ты ему сказал?

— Нет, что ты!

Больше им поговорить не пришлось.

— Идут! — крикнул с правого фланга старшина. — Опять в психическую!

Гитлеровцы шли молча, сплошной серой шеренгой. Их было много, значительно больше, чем танкистов. Они шли в ногу, четким строевым шагом.

Но стоило грянуть первому прицельному залпу, как шеренга поредела, сбилась.

— Залп! Еще залп! Еще! — командовал Цырубин.

До окопов добежала обезумевшая толпа гитлеровцев — бледные пятна вместо лиц.

— За Родину! Ура-а! — крикнул Цырубин, выскакивая из окопа.

Он пробежал короткое расстояние от дерева до подбитого танка, приостановился и швырнул гранату в самую гущу атакующих. Он видел, как враги повалялись в разные стороны, будто огородные пугала, сбитые ветром. Слышал за спиной рев моторов, дружное «ура» батальона, ринувшегося в рукопашную. И всем сердцем бывалого бойца понял: враг смят, атака отбита.

То, что произошло в следующее мгновение, Цырубин плохо запомнил. Из толпы выскочил фашист, наставил на него автомат. И в ту же секунду перед Цырубиным выросла крепкая фигура Соболева — он успел заслонить своим телом комбата. Автоматная очередь, предназначенная для комбата, свалила Александра Соболева замертво. Цырубин увидел сноп слепящих искр и упал; сгоряча попытался встать и не смог поднять головы.

— Не шевелись, родной. Я все сделаю, — будто из-под земли послышался знакомый голос.

Еще кто-то спросил:

— Ежели ремнем перетянуть?

— Нет. Слишком высоко, — возразила Нина. — Жгута не наложить…

Цырубина подняли, понесли, уложили на броню. Нина изо всех сил уперла острый кулачок ему в бедро. Сопровождающим поехал Федя Васильев. Танк помчался к школе.

Нина стояла перед Цырубиным на коленях, неловко наклонясь вперед. Он лежал, закрыв глаза, такой большой, неподвижный, безмолвный. Лицо его было спокойно, глубокая морщинка залегла между бровей. У нее начали мерзнуть руки. По коже побежали мурашки и разбежались по всему телу. Нина задрожала, застучала зубами, но еще сильнее нажала кулачком на бедро Цырубина. В костях заныло — сначала пальцы, затем кисть, локоть, все выше, все острее. «Только бы не отдернуть руки. Только бы не ослабить давление». Эта мысль заслоняла все на свете. Боль уже ломила спину, поясницу — хотелось кричать и плакать. Но Нина не плакала и не кричала. «Только бы… только бы…» — шептала она.

Нина не замечала, что по ним стреляют, что осколки звонко стучат по броне. Не видела, как Федя Васильев свалился с машины… И уже ничего не чувствовала. Одна могучая дума владела ею: спасти этого дорогого, родного, самого милого для нее человека.

Наконец они подъехали к школе.

Первым к машине подскочил Трофимов и, не представляя, что случилось, хотел взять Нину на носилки.

— Пинцет неси, кровь остановить. Слышишь?!

Подбежали Филиппов, санитары. Влезли на танк.

Прежде чем наложить пинцет, нужно было обнажить ранение бедра.

Филиппов вынул из-под полушубка небольшой охотничий нож и принялся распиливать одеревеневшую штанину. Нож наткнулся на что-то твердое.

«Уж не граната ли?» — подумал Филиппов.

Он осторожно сунул руку в карман раненого и с трудом извлек загадочный предмет, пропитанный кровью и превратившийся в кусок льда.

— Моя рукавица! — воскликнула Нина.

— Да, она помогла вам, — сказал Филиппов. — Пожалуй, если бы не она, вряд ли вам удалось бы остановить артериальное кровотечение. Это — тромб. Прекрасный тромб.

Когда артерию надежно зажали кровоостанавливающим пинцетом, Нина позволила снять себя с танка. Филиппов поручил Трофимову найти Федю Васильева на пути следования танка и сам принялся растирать посиневшие руки Нины спиртом. Пальцы у нее побелели и никак не разжимались. Ногти вонзились в ладонь…

Цырубину немедленно сделали переливание крови.

В перевязочную неслышно вошел Бударин, обросший, худой. Он молча постоял у дверей, посмотрел на застывшее лицо Цырубина. Подошел к Нине, обнял ее за плечи:

— Ну, ну, молодчина, выше голову…

Филиппов заметил, как у него дернулась щека и глаза сделались влажными и красными.

— Цырубина срочно в медсанбат, — приказал он Филиппову, пряча лицо, и поспешно ушел из перевязочной, шаркая ногами.

Началась погрузка раненых на машины. Работали под минометным огнем, под пулями. Работали все: от врача до санитара.

— Быстрее, товарищи, бегать надо, — торопил, руководя погрузкой, Филиппов.

— Быстрее невозможно, товарищ капитан, — сказал запыхавшийся Гулиновский.

Филиппов поморщился:

— Вы не разговаривайте, а то последние силенки пропадут.

Раненых погрузили на пять ЗИСов. Санитары вооружились автоматами, положили в свои сумки гранаты. Путь предстоял опасный.

Когда Цырубина понесли к машине, он открыл глаза. Мутный взгляд его слегка прояснился, остановился на Нине, медленно шедшей рядом с носилками. Цырубин пошевелил губами:

— Отбили?