Солдаты без оружия

— Отбили! — успокоила Нина. — Комбриг послал в обход третий батальон. Танкисты всех положили. Больше не пойдут в психическую.

— Хорошо… — прошептал он еле слышно.

Стояло пепельное тихое утро. На улице было пустынно. Ежесекундно рвались снаряды, в воздухе свистели осколки. Прощание было коротким.

— Родной ты мой, не унывай… Не отчаивайся, — вполголоса нежно говорила Нина, разглаживая морщиночки у него на лбу. — Жива останусь — разыщу. Где бы ты ни был… Какой бы ты ни был… Мы еще будем счастливы. Будем.

Машины тронулись. Через минуту они свернули на повороте, скрылись из виду.

Нина вошла в подвал.

— Отдохните, — предложил ей Филиппов. — Бакин, накормите гвардии старшего лейтенанта.

— Нет, нет, — отказалась Нина, стряхнув тяжелые думы, — лучше я вернусь в свой батальон.

Из окна школы видели, как Нина благополучно доползла до костела, остановилась возле старого тополя. И в тот же миг сильным взрывом дерево вырвало с корнями. Все вокруг заволокло грязной снежной пылью…

XVI

Наступили пятые сутки беспрерывных боев. Наши части внешнего кольца окружения подошли вплотную к Сянно. Уже слышались очереди наших автоматчиков. Бой шел в лесу.

Фашисты, как и предполагал Бударин, начали отходить на Сянно. Они шли со всех сторон. У них была артиллерия, минометы, главное — много пехоты.

Удерживать всю станцию стало невозможно. Бударин приказал собрать батальоны в кулак, отвести их к штабу, танки поставить в укрытия, занять вокруг школы круговую оборону.

Батальоны отошли к школе в полном порядке. Только второму батальону не удалось прорваться к штабу. Гитлеровцы успели просочиться к костелу и отсечь второй батальон от главных сил.

Дойдя до школы, немцы споткнулись. Взять штаб одним ударом не удалось.

Школа была превращена в крепость. В бессильном бешенстве гитлеровцы еще несколько раз бросались в атаку, но, усеяв землю вокруг школы трупами, отступали ни с чем.

Через выбитое окно второго этажа Бударин видел, как они спешно подкатывают орудие, устанавливают его на перекрестке дорог, на прямую наводку.

— Начштаба, вели-ка отличным стрелкам уничтожить орудийный расчет, — приказал Бударин. — Пусть прижмут их к земле. Ишь, расхаживают, как хозяева. Хозяева положения здесь мы!

— Слушаюсь!

Стрелки выполнили приказ.

Бударин взял бинокль и долго всматривался в позиции второго батальона. Одинокий домик, где когда-то отдыхали экипажи, сгорел. Две почерневшие трубы упирались в небо. Все так же стояло обезглавленное дерево с растопыренными ветвями и подбитый танк — пушкой к лесу. Сгоревшие немецкие самоходки торчали над землей, словно черные незахороненные гробы. Все поле было перепахано снарядами — воронка на воронке. Трудно было поверить, чтобы там могли еще находиться живые люди.

Но второй батальон существовал. Бударин заметил серию вспышек, возникших над окопами.

— Курков, — сказал он, не отрываясь от бинокля, — позови-ка Филиппова.

Пришел Филиппов.

— Посмотри, — предложил Бударин, протягивая бинокль.

— Там стреляют, — сказал Филиппов, не прикладывая бинокля к глазам. — Я вижу вспышки.

— Вот именно, стреляют. Значит, там есть и раненые.

Голос у Бударина был с хрипотцой, глухой и натруженный. И весь он как-то постарел, сдал за эти дни. Но Филиппов встретился с его прямым, решительным взглядом и подумал: «Нет, такого не сломаешь. Он гнется, да не ломается».

— Понимаю, — догадался Филиппов. — Туда нужно послать человека. Но как туда пробраться?

— Вот за этим я тебя и позвал. Возьмешь танк с отбитой пушкой и отправишь в нем своего врача. Да, да. Обязательно врача. Кто у тебя поедет?

— Разрешите мне?

Комбриг внимательно оглядел Филиппова. То же энергичное лицо, только серое, утомленное, все черты заострились, на лбу и в уголках рта появились ранние морщинки. Полушубок в пятнах крови, левый рукав изодран, мех висит клочьями.

«Осколком задело», — подумал Бударин и с чувством глубокого уважения еще раз посмотрел на Филиппова. За короткий срок он успел полюбить этого неутомимого напористого доктора и не раз, приглядываясь к нему, говорил себе: «Прав оказался Василий Федорович. Как всегда, прав. Из капитана получается хороший начсанбриг».

— Нет, тебе нельзя, — возразил комбриг. — Ты здесь нужен. Пошли Рыбина.

— Слушаюсь, товарищ гвардии полковник.

…Польщенный доверием комбрига, Рыбин быстро переоделся, шутливо спросил:

— Танк подан?

— Подан, — с задорной усмешкой ответил механик-водитель.

— Чудесно. Поехали.

Ровно гудел мотор. Танк дрожал, покачивался. Рыбина стало клонить ко сну. Он вытянул ноги, снял очки, спрятал их в нагрудный карман гимнастерки, закрыл глаза и моментально задремал. Ему опять снилась московская клиника. В палату входит профессор, потирая руки, говорит: «Ну-с, Александр Семенович, действуйте». Рыбин берет шприц, делает больным уколы. Люди один за другим оживают. Палаты наполняются шумом, разговорами, смехом. В широкие окна, в стеклянные двери врывается яркое солнце. Ликует клиника… Гудит, гудит, гудит…

Вдруг гудение обрывается. Рыбина подбрасывает так, что у него лязгают зубы…