Солдаты Рима (СИ)

   Удостоверившись, что похоронный обряд готовиться по всем правилам, Цезарь поднялся на холм и вошёл в лагерь. Землемеры заканчивали разметку улиц, слева и справа потянулись к сумеречному небу остроконечные крыши офицерских палаток. Возбуждённые, не остывшие ещё после боя легионеры весело приветствовали друг друга, перебрасывались грубыми шутками, словно не было совсем недавно ни крови, ни смерти, словно не они, а кто-то другой стоял против вражеского строя и заглядывал в жадные глаза Орка. Время грустить придёт завтра, на похоронах, отдавая дань павшим в битве, но не сейчас, не в миг победы и ликования.

   -- Марк, счастливчик, ты ли это?! Не верю глазам!.. Думал, ты уже в Галлии! Последний раз я видел твою широкую спину в ущелье, быстро удаляющуюся в сторону моря!

   -- Ничуть не сомневаюсь в этом, Нум, дружище. Было такое. Помню, ты как раз обгонял меня!

   -- Не порочь меня перед командирами, Марк! Я всегда в первых рядах!

   -- Ага, в первых рядах... С другой стороны!..

   Увидев Цезаря, легионеры сгрудились вокруг него.

   -- Вива! Вива, Цезарь!

   Цезарь улыбался, жал тянущиеся к нему руки, поздравлял солдат с победой. Израненные, уставшие, со следами запёкшийся крови на лицах и кольчугах солдаты восхваляли его и требовали триумфа. Сопровождаемый толпой, Цезарь прошёл к преторию и поднялся на трибунал. По углам площади вспыхнули костры, в руках появились факелы, разгоняя сгустившуюся темноту. Двое преторианцев опустили на землю дорожный сундучок и откинули крышку.

   Солдаты затаили дыхание. Восторженное ликование сменилось благоговейной тишиной. Пока свежа память, пока не смыты с тел следы ратных трудов, следует наградить отличившихся. Преторианцы подняли сундучок и осторожно поставили на трибунал.

   -- Публий Секстий Бакул! - полным именем назвал Цезарь примипила двенадцатого легиона. - Ты первый!

   Бакул подошёл ближе и опустился на колено.

   Несколько долгих мгновений Цезарь смотрел на склонившегося перед ним центуриона, словно впервые видел его. Вспомнился узкий клин в клубах чёрного дыма, упорно карабкающийся на перевал - без поддержки, без помощи, почти без надежды... Потом поднял руку, хотя над преторием и без того было тихо.

   -- Спасибо тебе, солдат. Пока рождает земля таких героев, верных своему императору и отечеству, Рим будет стоять! За службу твою, за отвагу, за то, что устоял перед врагом, не дрогнул, не побежал, прими из моих рук эту награду!

   Цезарь вынул из сундучка тонкий золотой обруч, увитый разноцветными лентами, поднял над головой, чтобы в свете костров каждый мог увидеть его, и протянул центуриону. Обруч мигнул матовым блеском и вызвал лёгкий гул восхищения. Высшая награда! Не каждый трибун и даже легат может похвастать таким обручем.

   Ночной ветерок качнул красный султан на шлеме примипила, будто поздравляя. Бакул поднялся и приложил руку к груди.

   -- Благодарность из твоих уст - уже награда, император. Служить тебе - считаю за честь! И прости, если слова мои придутся тебе не по душе... Но не на ту голову хочешь ты возложить этот венок. - Он обернулся. - Тит Бальвенций - вот кто достоин великой награды! Не я, а он принёс тебе победу! Он и его когорта вели жестокий бой, в то время как все мы... бежали...

   И преторий загудел, соглашаясь.

   Бальвенций напрягся. Что-то дрогнуло внутри, когда все повернулись в его сторону. Какая-то струнка запела тонко-тонко, а пальцы пришлось сжать в кулаки, чтобы не выдали волнение предательским дрожанием. Вот он - миг славы! Думал ли он об этом, когда вёл когорту сквозь дым и огонь?

   Цезарь повернулся к центуриону. Уголки губ вздрогнули и чуть приподнялись.

   -- Что же ты стоишь, Бальвенций?

   Бальвенций неуверенно, словно в тумане, шагнул к трибуналу и рывком снял шлем. Перед глазами мелькнули картины далёкой Азии: жёлтые холмы, сухая земля под ногами, утонувший в дыму великий город Тигранакерт, где он так же стоял впереди строя с обнажённой головой, не веря в происходящее. И полководец вот так же улыбался...

   ...Обруч лёг на голову, по хозяйски сжал виски. Пёстрые ленты распустились во всю длину и мягко легли на плечи. Не забыть только принести богам достойную жертву. Без их поддержки и участия лежать ему у подножья холма, а не стоять перед императором. И в первую очередь - Надежде.

   Он убрал со лба прилипшую прядь волос и неловко переступил с ноги на ногу. Надо было что-то сказать, поблагодарить... Нет, в бою всё же легче, по крайней мере, точно знаешь, что делать. Он прокашлялся, не зная, что ответить.

   -- Не я один, император... Спасибо за честь... Вся когорта...

   -- Награда есть для каждого, - ответил Цезарь. - Назови имена.

   Перед глазами речным водоворотом закрутились лица. Кого предпочесть, кто больше достоин? И можно ли вообще выбрать? Каждый! Все! Даже тот солдат, что запаниковал вначале, а потом лёг на гребне, закрывая друга своим телом!

   Бальвенций вздохнул и начал перечислять: