Солдаты Римской империи. Традиции военной службы и воинская ментальность

Сущность солдатского остроумия раскрывается и в других интересных свидетельствах. Так, смесью иронии и ненависти отличается знаменитое прозвище скорого на расправу центуриона Луциллия – «Давай другую!», Cedo alteram, которое он получил за обыкновение, сломав о спину солдата одну розгу (точнее, vitis – центурионский жезл), тут же громко требовать другую (Tac. Ann. I. 23. 3)[415]. Напротив, грубым цинизмом веет от употреблявшегося среди военных в значении «убивать» эвфемизма allevare – дословно «облегчать, успокаивать, усыплять» (August. Oquaest. hept. 7. 56). Возможно, в качестве эвфемизма, с оттенком иронии, вошло в употребление среди солдат и слово clavarium, образованное, вероятно, по аналогии с salarium («соляной паек», впоследствии термин для жалованья чиновникам), от clavus – «гвоздь». Термин clavarium встречается только однажды у Тацита (Hist. III. 50. 3), причем в контексте солдатского мятежа с пояснением самого историка (или, скорее, глоссатора): donativi nomen est («так называют императорский подарок»). Поэтому едва ли можно считать это слово просто обозначением выплат на починку обуви, как указывает Г.С. Кнабе в комментарии к русскому переводу Тацита[416]. В ряду подобного рода неологизмов, указывающих на реалии армейского быта, следует упомянуть термин stellatura, образованный от stello (звездчатая ящерица)[417], в переносном смысле – «хитрец, мошенник, пройдоха». В армейском обиходе стеллатурой называли мошенническое удержание офицерами солдатского пайка или жалованья (SHA. Alex. Sev. 15. 5; Pesc. Nig. 3. 8). Семантика некоторых других терминов также с достаточной определенностью может свидетельствовать о том, какое поведение считалось неподобающим с точки зрения истинно воинских ценностей. Известно, в частности, слово bucellarius – от bu(c)cella, «кусочек», или bucellatum, «солдатский пайковой хлеб»), т. е. «нахлебник», «кусочник». Так называли солдат (или, возможно, обозных слуг, galearii, assec(u) lae – Gloss. IV. 474, 38; V. 458, 22), которые находились в услужении у своего покровителя и занимали привилегированное положение по сравнению с простыми milites, несшими все тяготы службы. Еще большим презрением, судя по слову turturilla, «горлинка» (уменьшительное к turtur) и контексту его упоминания в одном из писем Сенеки[418], пользовались те, кто добивался освобождения от трудов и опасностей, становясь объектом разврата[419].

За презрительными наименованиями подобного рода стоят, очевидно, определенные позитивные ценности, разделяемые основной массой солдат. Для настоящих воинов стойкость в лишениях и опасностях военной службы, видимо, не была пустым звуком. Примечательно, что и к строгости военачальника они могли отнестись с подобающим юмором. Укажем в качестве примера на тот стишок, что пошел по лагерю, едва только Гальба, назначенный легатом Верхней Германии на место Гетулика, продемонстрировал дисциплинарную суровость: «Это Гальба, не Гетулик: привыкай, солдат, служить!» (пер. М.Л. Гаспарова)[420]. Правда, в раздражении и гневе острые на язык солдаты могли не пощадить и самого императора, как это было, например, с Юлианом, которого воины, осыпая бранью из-за отсутствия продовольствия, называли изнеженным азиатом, гречонком, обманщиком, дураком под видом философа (Amm. Marc. XVII. 9. 3). Возможно, что из солдатского языка было заимствовано и прозвище litterio, «учителишка, пустомеля», которое использовано в остротах, распространявшихся в адрес того же Юлиана при дворе Констанция (Ibid. 17. 11. 1): это слово, по свидетельству Августина (Epist. 118. 26), относится к солдатской лексике.