Солдаты Вермахта. Подлинные свидетельства боев, страданий и смерти

У нас не такое определение свободы, как у англичан и американцев. Я горжусь тем, что я немец, я не жалею об отсутствии их свободы. Немецкая свобода — это внутренняя свобода, независимость от всего материального; возможность служить Отечеству. Если ты солдатом возвращаешься домой, то ты смотришь выше мелочей других: фрау Крешке, потому что она что-то не получила от Крамера, герра Всеравно, потому что он не получил масла для своего автомобиля. Солдат стоит выше этого. Свобода, возможность нести ответственность, это то, что не каждый может. Разве это свобода, когда ты можешь говорить и писать как любой еврейский шалопай? Американская, демократическая свобода — не что иное, как произвол.

Обер-лейтенант флота Хайнрих Русс, 23.3.1942 [52]

В предшествующей главе мы дали определение, что относительные рамки первого порядка образуют далеко идущие неосознанные социоисторические фоновые структуры, перед которыми люди действуют в соответствующее время, в определенной мере обоснование всех сознательных усилий по ориентированию. Исследовать и представить такое многообразие невозможно. Относительные рамки второго порядка, напротив, исторически, культурно и чаще всего географически конкретны и поэтому, по крайней мере, могут быть представлены схематично: они охватывают социоисторическое пространство, которое можно ограничить — длительностью господства режима, например, длительностью действия конституции, или периодом исторической формации, как, например, Третьего рейха. При этом ее элементы в большинстве случаев доступны для сознания, так как в приведенной выше цитате о немецкой разновидности свободы. Но подавляющее большинство немцев в 1935 году могли бы не раздумывая сказать, что в обществе Третьего рейха было специфическим, и при этом они привели бы различия с Веймарской республикой: хотя бы начинающийся экономический подъем, чувство большей безопасности и порядка, вновь обретенной национальной гордости, идентификации с фюрером и другие вещи. Эти относительные рамки второго порядка как раз из-за радикальности их отличия от предыдущего времени — «системного времени», как об этом склонны говорить, — в чрезвычайно высокой мере осознаваемы. В интервью современников тоже регулярно подчеркивается чувство, что тогда началось «новое прекрасное время», когда дела «снова пошли в гору», когда «что-то стали делать», «молодежь ушла с улицы» и стало заметно «единение». Годы с 1933 по 1945-й с точки зрения исторического опыта значительно больше оконтурены по сравнению с Веймарской республикой, с одной стороны, и западно- и восточногерманским послевоенным временем с другой стороны, поэтому их относительные рамки легче схематизировать, чем сравнительно бедных на события годов, как например, с 1975 по 1987-й. Фактически Третий рейх, с точки зрения исторического опыта, необычайно насыщенный период времени, чрезвычайно богатый изменениями, характеризуется также опытом радикальной и нарастающей эйфории в короткий промежуток времени приблизительно восемь лет и нарастающим страхом, насилием, утратами, неуверенностью в оставшиеся четыре года. Причина того, что это время с такой силой и прочностью вписалось в немец-кую историю, заключается не только в преступлениях и чрезмерном массовом насилии, которое оно принесло, но и в концентрированном опыте, при-частности к возникновению чего-то совершенно нового, гигантского, в одном общем проекте, национал-социалистическом, соучастии во всем этом, одним словом, к жизни в «великое время».