Солдаты Вермахта. Подлинные свидетельства боев, страданий и смерти

Социальная и культурная история Третьего рейха настолько хорошо документирована, что мы можем ссылаться здесь на стандартную литературу [53]. Говоря о развившихся относительных рамках Третьего рейха, мы хотели бы указать на два особенных аспекта, имеющих решающее значение для восприятия военнослужащих. Первый аспект — это последовательно образованное «еврейским вопросом» представление, что люди категориально не равны. Категориально — подразумевается здесь, что ни одному члену данной группы, то есть «арийскому» немцу, своими усилиями или из-за собственной неспособности невозможно перейти в другую группу, например, «еврейских» немцев. Ядром этих представлений о неравенстве, которые относились не только к евреям, но и к различиям выше- и нижестоящих «рас», как германцы с одной стороны и славяне с другой, была расовая теория. Ни в коем случае она не являлась немецким изобретением и особым достижением немецкой науки, а была представлена на международном уровне [54]. Но только в Германии она стала фундаментом политической программы. То, что люди были неравны категориально в обществе, радикально поделенном на принадлежащих и не принадлежащих к арийцам, было реальностью Германии. Второй аспект состоит в национал-социалистической повседневной жизни. Исследование склонно рассматривать символические формы общественной практики, такие как «идеологии», «мировоззрения», «программатика», и при этом не замечать, что социальные практики повседневной жизни имели намного более сильное формативное действие, в том числе и потому, что они не были рефлексивно доступны. Эта формативная сила фактического образует существенный аспект относительных рамок Третьего рейха. Социальная история и история менталитета Третьего рейха обычно рассматривается через призму Холокоста так, как будто с конца гигантского динамического социального прогресса с противоречивым развитием составляющих частей и вынужденными взаимозависимостями можно пролить свет на его начало. Это понятно, потому что национал-социализм и война на уничтожение обрели свою историческую форму из ужаса, который они натворили. Но с методической точки зрения это полностью лишено всякого смысла. Никто не пришел бы к идее описывать биографию какого-либо лица с конца или реконструировать историю какого-либо учреждения из конца в начало, просто потому, что развитие открыто вперед, а не в обратном направлении. Только в ретроспективе оно кажется безальтернативным и вынужденным, тогда как социальные процессы в своем развитии предоставляют множество возможностей, из которых принимаются лишь некоторые, в свою очередь, образующие определенные вынужденные пути и собственную динамику.

Так, необходимо, если мы хотели бы реконструировать действия человека в относительных рамках Третьего рейха, проследить процесс национальной социализации, то есть смесь из того, что нового после «захвата власти» было введено в общественную практику Германии и что и после 30 января 1933 года осталось по-прежнему. Необходимо снова указать на то, что нельзя путать общественную действительность Третьего рейха с пропагандистской картинкой, с нарастающим совершенством создававшейся о нем режиссерами и сценаристами геббельсовского министерства. Третий рейх тоже не состоял из непрерывных олимпиад и имперских партийных съездов, из парадов и патетических речей, которым с горящими глазами внимали светлокосые «соплеменницы». Прежде всего для той самой толпы существовали будни, в которых, как и в любом возможном обществе, жизнь людей была структурирована: дети ходили в школу, взрослые — на предприятие или в учреждение, они платили за квартиру, делали покупки, завтракали, обедали, встречались с друзьями и родствен-никами, читали газеты или книги, спорили о спорте или о политике. Если все эти измерения будничной жизни в течение двенадцатилетнего существования Третьего рейха и могли все больше и больше заполняться идеологическими и расистскими декорациями, то они, несмотря на это, оставались привычками и рутиной, то есть буднями, характеризующимися выражением «так же, как всегда».