— Они нас называют «немецкими свиньями». У нас же великие люди, такие как Вагнер, Лист, Гёте, Шиллер, а они называют нас «немецкие свиньи». Я этого действительно не понимаю.
— Знаешь откуда это пошло? Потому что немец — очень гуманный, и этой гуманностью они пользуются и нас ругают [299].
27.01.1942
Самым сильным индикатором действенности относительных рамок является удивление, возникающее, когда другие люди смотрят на вещи не так, как ты сам. Поэтому возникает сильное раздражение у тех, кого представители других наций обзывают «немецкими свиньями», и при том, какое значение имеет гигантское преступление уничтожения евреев в жизненном мире солдат, ни один из них не поставил бы основательно под вопрос собственный образ носителя культуры. Все же у большинства разговоров есть оттенок, что границы здесь были перейдены. Но национал-социалистическая мораль снабдила многих из солдат убеждением, что евреи представляли объективную проблему, решение которой было необходимо найти. Именно это — часть относительных рамок, в которых они размещают события, рассказываемые друг другу.
Поэтому солдаты чаще всего критиковали не факт реального массового убийства, а обстоятельства его проведения. Приведем высказывание борт- радиста-бомбардировщика Ju-88, сбитого над Северной Африкой в ноябре 1942 года.
AM БЕРГЕР: Я как-то разговаривал с одним фельдфебелем, так он сказал: «У меня эти массовые расстрелы евреев вот где сидят! Эти убийства — не профессия! Этим могут заниматься хулиганы» [300].
Из следующей цитаты также становится ясно, что преследование и уничтожение евреев рассматривается как нечто целесообразное, но конкретное исполнение подвергается критике. Такая фигура аргументации, достойная подробного рассмотрения, встречается, впрочем, не только у солдат, но и у Рудольфа Хёсса, коменданта лагеря Аушвиц [301], или у Адольфа Эйхмана [302]. Холокост проходил с участием и под наблюдением людей, выполнявших различные функции и находившихся на разных ступенях иерархии. Как стрелки у ям для расстрелянных [303] или врачи в Аушвице [304] испытывали сначала проблемы с техническим исполнением убийства или отбора, так и другие, прямо или косвенно участвовавшие, конфликтовали по поводу способа убийства, а не по обоснованию его необходимости, которая под вопрос вообще не ставилась, и такие попытки крайне редко проявляются в протоколах подслушивания. Другими словами, уничтожение евреев, конечно же, относится не только к тем, которые об этом говорили, к миру ощущений солдат, даже если оно им в конкретной конфронтации иногда представляется ужасным, а местами даже достойным сожаления.
ПРИБЕ: В Хелме — рассказывал мне отец как-то раз — в Восточной Галиции, на подземном строительстве они тоже сначала работали с евреями. Мой отец ненавидит евреев и всегда был их противником. Как я думаю, это было бы неплохо, но он сказал: «Методы, которые там применялись — дурные». Прежде всего на всех заводах, работавших в Восточной Галиции, была только еврейская рабочая сила, еврейские инженеры и тому подобное. Он говорил, что фольксдойчетам, на Украине, ничего не могли. Еврейские инженеры, они действительно выполняли тяжелую проходку. Там тоже были разные типы. То есть в городе был советник-еврей, который следил за евреями. Отец разговаривал с одним из своих инженеров, и тот ему сказал: «Когда я смотрю на еврея как такового, в их широкой массе, то понимаю, что есть противники евреев». Потом там наступил этот период арестов, туда просто комендант СС прислал моему отцу записку: «Сегодня к полудню выявить столько-то евреев». Тогда мой отец сказал, что ему это было страшно. Они были просто расстреляны. Поступил приказ: «До такого-то времени доложить о таком-то количестве расстрелянных». Начальник из СС — штурмбанфюрер, созвал евреев, где их фактически уже не было, одному еврейскому советнику… (неразборчиво)… послал распоряжение: «Сегодня к 14.30 собрать столько-то фунтов мяса, жира, овощей и так далее». Если собрать не успевали, одного приканчивали. Но и много евреев отравились сами. О, если этот народ снова сядет нам на шею! Ох! [305]