Читаем Солдаты Вермахта. Подлинные свидетельства боев, страданий и смерти полностью

Сообщения о преступлениях для многих солдат не были чем-то особенным. Они были составной частью рассказов совершенно на другие темы, о боях на фронте или о встрече с другом на родине, и в общем встречались довольно редко. С сегодняшней точки зрения они вызывали удивительно мало возмущения. Как мы видели, обоснованное отвержение таких преступлений было скорее исключением. Еще реже попадались солдаты, для которых полученные ими знания, — все равно, основанные ли на собственном опыте, или на рассказах других, — служили поводом, чтобы задуматься о характере войны в целом. Напротив, любопытное выведывание деталей было наиболее распространенной, зачастую просто вуайеристической реакцией. Примечательно также, что правовая область солдатами вообще не обсуждалась. Никто не интересовался положениями Гаагских правил ведения сухопутной войны или Женевской конвенции. Такие термины практически не встречаются в материале. «Весь вопрос, что позволено, а что нет — в конечном счете вопрос власти. Если есть власть, позволено все», — говорит, например, обер-лейтенант Ульман*. И все же солдаты проводили различие между тем, что они могут сделать, и тем, что им с моральной точки зрения казалось оправданным. Так, даже летчик-истребитель Ульман придерживался мнения, что «не должно быть так», «чтобы наши солдаты просто так резали гражданских, которые не стреляют» [343]. Обратим наш взгляд на то, что мужчинам того времени казалось плохим, ужасным или отвратительным.

Расстрел пленных партизан казался им даже актом здорового человеческого разумения и никогда не рассматривался преступным, так как они не признавались комбатантами. Рассказы о военнопленных, которых «прикончили» в тылу своих позиций, тоже в большинстве случаев воспринимались без комментариев, потому что, особенно на Восточном фронте, это, очевидно, относилось к фронтовым будням. Более интенсивную реакцию могла вызвать только особая история, качественным или количественным образом вопиюще нарушавшая обычай войны на соответствующем фронте.

Лейтенант Курт Шрёдер из 2-й бомбардировочной эскадры и лейтенант Хурб* из 100-й бомбардировочной эскадры обсуждали вопрос, как надо оценивать казнь сбитого летчика. Шла дискуссия со ссылкой на первый американский воздушный налет на Токио 18 апреля 1942 года, когда японцы казнили пленных американских летчиков.

ШРЁДЕР: Да, но это же свинство, что японцы сделали со своими пленными. Они же тогда экипаж, самолет которого подбили во время первого налета на Токио, через одну или две недели казнили по приговору военного суда. Это большое свинство.

ХУРБ: Если я правильно думаю, это был единственно правильный путь, которым и мы должны были бы идти.

ШРЁДЕР: А что с вами будет, если вас сейчас здесь казнят?

ХУРБ: Да пожалуйста!

ШРЁДЕР: Это — не солдатский взгляд.

ХУРБ: Но ведь именно так! Это как раз лучшее, что они могли бы сделать. Если бы мы именно при первом и при втором налетах сделали это с англичанами и с американцами, то в любом случае спасли бы жизни тысяч женщин и детей, потому что именно поэтому ни один из экипажей не полетел бы на задание.

ШРЁДЕР: Естественно, они продолжали бы летать.

ХУРБ: Но не на города. Если бы ВВС применялись только для тактической войны, то есть только на фронте, и если бы сразу в самом начале дали бы пример в этом отношении — именно с этого времени не было новых налетов на Токио. Это спасло жизни тысячам женщин и детей только потому, что тогда казнили 20 человек.

ШРЁДЕР: Это просто свинство.

ХУРБ: Они же не просто так это сделали, после того как это случилось, а объявили, что ни в коем случае не ведут войну против открытых городов и что они, японцы, это запрещают и себе. Те отправились в налет на Токио, там все были казнены, и после этого ни одного нового налета на Токио не было. Если это рассматривать именно с этой точки зрения, то и мы не совершали бы здесь налеты на города, и англичане и американцы — тоже нет, потому что я хотел бы посмотреть на экипаж, который полетит туда, если точно знает: «Если я буду сбит, то мне конец». Тогда им больше не надо будет брать с собой парашюты.

ШРЁДЕР: Они бы все равно продолжали летать.

ХУРБ: Не думаю.

ШРЁДЕР: Естественно, что бы вы сделали тогда, если бы получили приказ, от-правиться в налет на Лондон?

ХУРБ: Так как раз поэтому такой приказ бы не пришел. И американцам тоже бы не пришел.

ШРЁДЕР: Японцам это лучше делать, потому что ни один из них не сдается в плен. Они бы этого себе не позволили, если бы у них у самих столько-то пленных насчитывалось у американцев [344].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Струна времени. Военные истории
Струна времени. Военные истории

Весной 1944 года командиру разведывательного взвода поручили сопроводить на линию фронта троих странных офицеров. Странным в них было их неестественное спокойствие, даже равнодушие к происходящему, хотя готовились они к заведомо рискованному делу. И лица их были какие-то ухоженные, холеные, совсем не «боевые». Один из них незадолго до выхода взял гитару и спел песню. С надрывом, с хрипотцой. Разведчику она настолько понравилась, что он записал слова в свой дневник. Много лет спустя, уже в мирной жизни, он снова услышал эту же песню. Это был новый, как сейчас говорят, хит Владимира Высоцкого. В сорок четвертом великому барду было всего шесть лет, и сочинить эту песню тогда он не мог. Значит, те странные офицеры каким-то образом попали в сорок четвертый из будущего…

Александр Александрович Бушков

Проза о войне / Книги о войне / Документальное