Соленая тропа

К северу от деревни Сент-Остелл начинается территория каолиновых карьеров. Тончайшая глина, каолин, добывается здесь с середины XVIII века, когда Уильям Кукуорси изобрел процесс очищения глины от примесей. Вначале отрасль развивалась вокруг производства фарфора, но постепенно местная глина стала экспортироваться по всему миру и использоваться для создания самых разных вещей – от чайных кружек до зубной пасты. Медные и оловянные рудники истощались или закрывались, а глиняные карьеры продолжали расти.

К сожалению, на каждую тонну готовой глины приходится пять тонн отходов производства, которые сегодня возвышаются в центральном Корнуолле огромными курганами. Местные нежно называют их «Корнуольскими Альпами», но любой непредвзятый взгляд безошибочно различит в них кучи отходов.

Оказалось, что большая белая дыра в земле является богатой почвой для фантазии. Можно дать ей натурализоваться: наполнить мутной зеленой водой, обсадить кустами и назвать все это историческим пешеходным маршрутом. А можно создать рукотворный рай, наполнив его растениями со всего мира и миллионами посетителей, каждый из которых платит по двадцать пять фунтов за билет. Можно, разумеется, засыпать отходы обратно в дыру и восстановить уничтоженную растительность в прежнем виде, но это было бы слишком просто. К тому же, никакой турист не станет платить за прогулку по лугу, где стоит плакат с надписью: «Хотя сегодня ничто на это не указывает, когда-то здесь был рудник».

* * *

В деревне Чарльзтаун, когда-то называвшейся Вест-Полмер, сохранилась живописная гавань. Чарльзтаун была построена Чарльзом Рашли, абсолютно, как мы видим, не гордым человеком, который в одночасье превратил ее население из девяти рыбаков в три тысячи рабочих, наполнявших грузовые суда глиной. Никто не успел и глазом моргнуть или, допустим, произнести: «А вот кому каолин?» Впрочем, десятки тысяч тонн глины, ежегодно вывозившиеся из местных гаваней в течение XIX века, оказались ничем по сравнению с миллионами тонн, которые вывозились отсюда в ХХ веке. Сегодня же Чарльзтаун – это живописная гавань, которая благополучно зарабатывает на своем историческом прошлом; и к тому же излюбленное место Росса Полдарка.

По мере приближения к деревне Пар мир вокруг постепенно белел: земля была покрыта тонкой пылью, словно тальковой пудрой. По периметру обойдя завод по обработке глины, между высокой проволочной сеткой и железнодорожной линией, тропа провела нас сквозь деревню – и мы оказались на пляже. С одной стороны его подпирали складские помещения и заводские трубы, а с другой – громадная парковка для туристических автофургонов, и всё вокруг было белым. Белые деревья, белая тропа, белый пляж, белые собачники. Мы прошли мимо пабов и кафешек в деревне Полкеррис, игнорируя запахи еды, и окунулись в осеннее сияние высоких деревьев на склоне, с облегчением вернувшись в мир цвета.

Ночью мы лежали в открытой палатке на лугу на мысе Гриббин и смотрели, как мимо проплывают корабли и звезды. Мы находились на земле Рашли – богатого семейства, владевшего поместьем Менабилли еще со времен роспуска монастырей. Там, где когда-то жила Дафна дю Морье, мечтая о Мандерли[23], мы лежали бездомные и нищие под небом, полным звезд. Мы потеряли все, кроме детей и друг друга, но зато здесь у нас была мокрая трава и море, ритмично бившееся о камни. Достаточно ли этого, чтобы выжить? Ответ был нам известен, но отказаться от всего этого и вернуться в мир тоже не представлялось возможным.

В неизменной компании чаек мы следовали по тропе, шедшей по покатым склонам холмов, по лесам, одетым в желтое и оранжевое, по каменистым берегам, и так постепенно дошли до Фоуи. Деревня выросла на берегу, возле природной гавани у глубокого устья реки. Узкие улочки и разноцветные домики ввинчивались вверх по крутому склону. Здесь, как оказалось, располагаются некоторые из самых дорогих домов на юго-западе страны, и, глядя на яхты, все еще пришвартованные в гавани, можно было предположить, что деньги попали сюда морским путем. Очередная чайная, очередной чайник кипятка и возможность зарядить телефон – мы забыли, что он у нас есть, и давно уже его не включали.

– Роу меня убьет за то, что мы не заряжаем телефон.

Когда аппаратик ожил, среди вала эсэмэсок от детей мы увидели пропущенный звонок от старой школьной подруги, Полли. Последний раз мы с ней разговаривали сразу после того, как выехали с фермы. Мысль о том, чтобы ей перезвонить, показалась мне невыносимо болезненной. «А, ну да, всё еще бездомные, все еще умираем, а у тебя как дела?»