Соленый берег

— Сереженька, ты меня не понял. Мне все время хорошо и сейчас хорошо, я просто вспомнила их, и мне чуточку стало грустно. Сама не знаю отчего. Но это уже прошло. — Аня улыбнулась и выпила из бокала…

К вечеру они добрались до таежного поселка. Старый, избитый автобус, изо всех щелей которого валила пыль, остановился у гостиницы — серого, дощатого барака, служившего когда-то общежитием лесорубам. Свободная комната нашлась. Аня, жалуясь на головную боль и усталость, не раздеваясь упала на кровать. Сергей тоже прилег. Но то напряжение, в котором они находились все их путешествие, еще не схлынуло. В голове мелькали какие-то огни, лица, деревья… Он встал и прошелся по комнате. В тишине звонко пропели расхоженные половицы. Боясь разбудить Аню, он вышел на улицу.

Поселок постепенно успокаивался. Быстро темнели окна домов. Густой синевой наливались отцветающие кусты сирени и черемухи. Воздух был душен и тяжел от густых запахов растаявших в сумерках садов. Треск и свиристенье цикад неслось с огородов. То там, то сям вспыхивали огни в домах, во дворах тягуче запели подойники: хозяйки вышли на вечернюю дойку.

Он помнил эту улицу. По ней он впервые спустился к Альме во время памятной практики. Странное дело — чем больше темнело, гем больше он узнавал ее. Эти запахи, звуки проявили в памяти наводнение. А вот и откос, который, подмытый рекой, обрушился вместе с ним на самое дно… А вот и сама Альма. Еще не видя реки, он ощутил ее близость по чуть заметному ветерку, тянувшему с берега. Бледный месяц, открывшийся над поселком, словно легкая лодочка плыл в черном небе, и лунная дорожка как бы от напряжения дрожала на смолисто-тусклой текущей воде.

Сергей опустил руки в воду и долго сидел на корточках, вспоминая тот день, тот ужас, который он испытал. «Если бы не тот случай, неизвестно, встретились бы мы с тобой когда-нибудь, Альма, — думал он. — Неизвестно, как вообще бы пошла моя жизнь. Где бы я сейчас был, с кем? Может быть, и Ани не было со мной. Да, ты река… Один раз только захватила, и вроде выбрался на берег, а не отпускаешь. Мы снова плывем с тобой одной дорогой, черной, как ночь, сверкающей, как солнце. Я хочу, чтобы твоя вода была всегда светла, как дождь, что кормит тебя, как лед, за которым ты спишь. Но ты — река… Я об этом не забываю и не забуду никогда, потому что во мне течет твоя черная вода, которой ты меня напоила в тот день. А я хочу, чтобы твоя вода была светлой… Я приехал за этим, и не один. Теперь нас двое…»

Он почувствовал холодок в груди, озноб пробежал по всему телу. Сергей вскочил на ноги и непроизвольно попятился от воды. Ему вдруг стало страшно, он даже оглянулся, чтобы понять, увидеть то, что могло испугать его. Ночь, черная ночь шевелила звездами, горевшими прямо над головой и в реке. Он испугался еще больше. Где поселок? Где Аня? Близкий брех собаки вывел его из оцепенения. Он повернулся и торопливо пошел в поселок. Увидев огни гостиницы, он успокоился. «Какой к черту страх! — подумал он с раздражением. — Просто руки свело от холода в воде. Ты бы еще носом в нее сунулся… Расчувствовался… Работать надо, и быстрее».

—. Где ты был? Я уж хотела тебя искать. — Аня стояла у зеркала и причесывалась.

— На Альме.

— Ну как она там, не пересохла?

— Течет.

— Ну тогда давай спать, — сказала Аня сонно. Села на кровать, откинув волосы назад.

«Она у меня потечет», — подумал вдруг Сергей, укладываясь на узкой гостиничной койке…

Проснулись поздно. В палисаднике, на высохшей клумбе, меж прошлогодними, почерневшими кустами герани весело возились воробьи, на крыше соседнего дома ползал мужик в валенках и остервенело отдирал позеленевшие от гнили доски. Тут же стоял с заведенным двигателем «Беларусь». Молодой парень в распахнутой телогрейке, блестящей от мазута, высоко поднимал над головой гофрированные листы цинка и с грохотом бросал их через забор.

Они засуетились, боясь опоздать на вертолет. Аэродром — большой зеленый пустырь, отгороженный от поселка рядком щуплых, только что отпочковавшихся топольков. По полю бродили коровы с залежанными в навозе боками и срезали до корня редкие кустики тимофеевки.

Сергей и Аня подошли к неказистому домику, грубо сложенному из толстенных бревен, рассеченных по-вдоль черными трещинами.

Возле высокой штанги с полосатой колбасой, вяло забиравшей ветер, сидели пассажиры. Какие-то крепкие, загорелые мужики, устроившись кружком на лужайке, резались в карты, бабы, по-деревенски в глухих платках, все как одна в розовых из болоньи плащах, сидели на завалинке, щелкали семечками, глядели то на коров, то на игроков. Из кучи ящиков, мешков, узлов, прикрытых сверху новеньким детским велосипедом, доносилось повизгивание поросенка.

Женщины стройно ответили на их приветствие, причем одна из них даже пнула ногой поросенка, чтобы замолчал.

— Что, вертолет скоро будет? — спросил Сергей.

— А кто его знает, — равнодушно ответил один из игроков. Новая авиационная фуражка, на козырьке которой плавал солнечный блик, показывала в нем аэродромное начальство.