Солёный ветер (СИ)

Она шипит, жмурится, кривится и даже пытается отвернуться, но чужие пальцы сжимают подбородок слишком сильно, и Инён лишь терпит, не понимая, почему ссадину на губе щиплет много сильнее, чем те — на коленях. А потом медленно, сильно опасаясь столкнуться с реальностью, что отличалась бы от ощущений, открывает глаза, тут же встречаясь взглядом с Чонгуком. И понимает, что ни капли реальность от ощущений не отличается — парень и правда излишне близко, и правда сложил губы уточкой, и правда дует на пострадавшее место. А ещё смотрит так, что заново заставляет сходить с ума все приборы, отвечающие за разумность и адекватность, установленные у неё внутри.

— У меня нет телефона, — делится Инён первым, что приходит на ум — лишь бы не ощущать всего этого, лишь бы не слышать в ушах шум обволакивающей их двоих тишины.

— Хочешь, чтобы я позвонил твоему отцу?

Инён мотает головой — насколько это позволяют сделать сжимающие подбородок пальцы, и отвечает, тщательно подбирая слова и понимая, что еле заставляет губы шевелиться:

— Нужно связаться с кем-то из клиники. Нет смысла открывать её, если на месте не будет ни одного врача, — она вздыхает, понимая, что это бессмысленная затея. — Но я не знаю наизусть ни одного номера.

— Я пошлю туда кого-нибудь, — кивает Чонгук. — Тебе нужна одежда. Там есть кто-то, кто сможет собрать для тебя вещи?

Инён грустно усмехается, осознавая, наконец, что попала в ситуацию, где следует продумывать каждый шаг, если не хочешь закончить, в лучшем случае, с пулей во лбу.

— Ты ведь не позволишь мне это сделать самой… — это вовсе не вопрос, но Чонгук снова кивает. — Тогда Нара. Им Нара — она медсестра и моя подруга, она сможет собрать вещи. Только, пожалуйста, — поджимает она губы, — пошли кого-нибудь, кто выглядит менее пугающе, чем те предыдущие твои парни.

Чонгук усмехается, в очередной раз молча кивает и снова касается ватной палочкой уголка её губ. А Инён, в свою очередь, втягивает воздух сквозь сжатые зубы и тут же корит себя за подобную несдержанность. Ведь губы Чонгука слишком близки к её собственным, ведь дыхание его кажется очень приятным, ведь смотрит он столь пронзительно, что внутри у неё что-то рассыпается на части. Инён знает, что должна — просто обязана — справится с самой собой, не позволить наделать глупостей. Но, будто в противовес мыслям, приоткрывает губы и опускает взгляд на чужие.

А Чонгук словно только этого и ждал — ведь врезается в её губы своими, сухими и горячими, буквально в следующее мгновение, рукой обхватывает её затылок, пальцами путается во всё ещё влажных волосах. И целует так, что невольно заставляет Инён ощущать себя самой желанной девушкой на свете. Она хватается за его плечи едва ли не в панике, но — что удивительно — странно себя не ощущает, а думает лишь, что происходящее кажется ей правильным. Правильно то, как упирается свободной рукой Чонгук в кровать за её спиной. Правильно то, как сильно бьётся его сердце у неё под ладонью. Правильно то, как сбивается её дыхание от каждого его прикосновения. Правильно то, как касается её губ его язык, и то, как отвечает она взаимностью, позволяя поцелуй углубить. Правильно то, что поцелуй этот со странным привкусом мази. И даже то, что под спиной её слишком быстро оказывается кровать, а под футболкой — на самой пояснице — чужая холодная ладонь, что с ума сводит её тело, посылая по нему тысячу разрядов одними только мурашками.

Чонгук целует крепко, и Инён отвечает ему сильно. Они дышат громко, почти оглушающе в общей тишине комнаты, касаются друг друга быстро, вскользь, всё пытаясь найти те нужные точки, чтобы свести с ума другого, не предполагая, что и без того безумны. И всё это кажется ей в тот момент очень правильным. Ведь у них «это» с самой первой встречи, едва ли не с самого первого взгляда и самого первого оброненного невпопад слова. Она сама пока не знает, какое название у этого «это», но знает, что правильным это всё ей только кажется. Однако отказаться от происходящего сил не находит, отзывчиво выгибаясь в спине и прижимаясь к Чонгуку ближе, когда тот сильнее надавливает на её спину, и позволяет целовать себя глубже и касаться откровеннее.

Инён уже третий раз обещает себе досчитать до пяти, упереться ладонями в чужие плечи, оторваться от желанных губ и дать понять, что всё это — одномоментная слабость. Но раз за разом что-то идёт не так, и она лишь продолжает млеть в объятиях Чонгука, рассыпаясь на атомы от одних только поцелуев.

А потом, едва только парень отрывается от её губ, чувствует себя по-глупому преданной. Она непонимающие смотрит на него, по-прежнему близко склонившемуся к её лицу, и до сих пор чувствует обжигающий холод его ладони на собственной пояснице.

— Вот ведь незадача, доктор, — хрипит Чонгук, а в глазах — слишком знакомая насмешка, чтобы можно было сохранять хладнокровие, и Инён от ожидания худшего вся содрогается, — я и правда отлично знаю, как вести себя с зашитыми ранами. Уверен — твой шов идеален, но не думаю, что он выдержит физические нагрузки. Что же делать?